Как быть евреем

Ю.Л. Да. План моей диссертации утвердили, и я могу продолжать писать ее там так же, как и здесь, — в конце концов, материалы можно посылать мейлом. Признаюсь, мне не терпится скорее поехать. Конечно, это будет полезно для моего иврита, но больше всего, разумеется, я хочу побывать в Иерусалиме, повидать Израиль и израильтян. Да и вообще съездить туда. Надеюсь, мне удастся поучиться там в ешиве — хотя бы некоторое время, пока я пишу диссертацию.

Д.Д. М-да…

Ю.Л. Чем больше думаю об этом, тем сильнее ощущение, что я должен ехать. Это все во благо. Это необходимо мне, все прочее меня не устраивает. Мое сердце на юге, а я здесь, на далеком севере.

Д.Д. Кажется, я где-то уже слышал что-то подобное…

Ю.Л. Что именно?

Д.Д. Не важно. Что ж, я счастлив, Йеуда, и надеюсь, все будет к лучшему.

Ю.Л. Как-то вы не очень воодушевились.

Д.Д. Да нет, я уверен, что все будет прекрасно. Полагаю, у нас еще есть какое-то время? Я хотел бы немного подготовить тебя к этому шагу.

Ю.Л. О чем вы?

Д.Д. Ну, я знаю многих людей в Иерусалиме, в ешивах…

Ю.Л. Так напишите мне их телефоны.

Д.Д. Нет, откровенно говоря, я хотел бы подготовить тебя… чтобы ты не попал в трудную ситуацию.

Ю.Л. Как это?!

Д.Д. Дело в том, что многие русские, твоего возраста или постарше, уезжали в Израиль с таким же энтузиазмом, а через год-два вернулись разочарованные. Вот от этого я и хотел бы уберечь тебя.

Ю.Л. Разочарованные?

Д.Д. Да. Что-то не сработало: Израиль не такой, люди слишком…

Ю.Л. Слишком — что?

Д.Д. Не важно. Суть в том, что ты собираешься ехать в другую страну, с другой культурой — пусть даже евреев связывает много общего. И тебе придется кое к чему привыкать: могу поделиться собственным опытом.

Ю.Л. Но из ваших слов я понял, что вы чувствовали себя там как дома. Или вы уехали, потому что Израиль не оправдал ваших надежд?

Д.Д. Нет, дело в другом. Во-первых, мой семейный бизнес нельзя было перевести в Израиль. Что-то сразу найти взамен него тоже не удавалось. И с инвестициями там возникли серьезные проблемы, мне пришлось все больше времени проводить за границей. И главное, в стране уже с 50-60-х годов было очень много ашкеназов, и в основном светских. Это я и имел в виду, сказав, что тебе придется к чему-то приспосабливаться.

Ю.Л. Да?

Д.Д. Это не касается тебя прямо, поэтому вряд ли стоит продолжать… но есть еще предмет для беспокойства. Государство Израиль основали главным образом евреи из России и Польши, евреи из Германии, Румынии и других стран. Им не был знаком дух других еврейских общин — и не только марокканских или иракских; даже грузинские и кавказские евреи казались им довольно странными. И когда эти евреи стали прибывать в Израиль в начале 50-х годов, к ним относились как к темной и отсталой массе. Конечно, в категориях «вестернизации» отчасти так и было: ведь сефарды представляли собой очень устойчивые, структурированные общины с богатейшей традицией. Европейским евреям имена сефардов ничего не говорили, или в лучшем случае в них видели восточный аналог Розенблатов и Гринбергов — ничего не значащих фамилий, придуманных неевреями, чтобы повысить собираемость налогов. Самим же сефардам эти имена — Харари, Зилха, Кадури, Абу-Хацейра — говорят очень много: не только о том, откуда они, но и кто они такие. Они ведь были чем-то значимым на протяжении многих веков; европейцы же видели в сефардах людей, которым нужно стать похожими на них.

Была еще и проблема языка. Они хотели говорить на иврите, но всегда при этом удивлялись, что есть евреи, которые хотя бы немного не говорят на идише, — и кое-кто удивляется по сей день. Но иврит, на котором они говорили, — разве это иврит? Это не был язык Библии или Мишны. Слова как будто взяты оттуда, но вся структура предложения, ритм языка и даже привычные для нас значения слов звучат почти незнакомо. А хуже всего с произношением, когда вместо раскатистого «р» появляется германское гортанное и одинаково выговаривают совершенно разные буквы — «хет» и «каф», «алеф» и «айн», «тет» и «тав». Позже я понял, что это совсем не случайно: на иврит наложилась фонетика идиша. В современном иврите нет звука, который уже не существовал бы на идише. Но даже это не было бы так печально, если бы они дерзко не высмеивали наше произношение! Наверное, я слишком резок…

Ю.Л. Нет-нет, продолжайте.