Как быть съеденной

– Знаешь, твой маленький уютный уголок на задворках до этого занимал кое-кто еще, – процедила она – первые слова, с которыми она вообще обратилась ко мне. – Розово-золотые офисные наборы – стандартные штуки для привлекательных и неквалифицированных работниц Джейка. Прошлая оставила все это в офисе.

– Что с ней случилось? – спросила я.

– Какая разница? Она получила запись о престижной стажировке в своем резюме. – Она перевела взгляд обратно на свой экран. – Полагаю, это тоже способ получить работу, однако нам, остальным, приходится вкалывать, чтобы что-то получить.

Честно говоря, она была некрасивой. У нее был приплюснутый нос и крошечные глаза. Но у нее имелись свои преимущества: богатые родители, благодаря которым она получила диплом Нью-Йоркского университета, квартиру в Сохо и деньги на проезд на неоплачиваемую стажировку: финансовая безопасность, которая позволяла ей пробовать снова, снова, снова и снова, пока она не добилась успеха. И теперь она заявляла, что просто усердно трудилась, и это наконец-то окупилось, что ее успех был результатом трудолюбия, а не удачного выигрыша. Я была уверена в том, что она никогда не работала официанткой, никогда не улыбалась похотливым клиентам за лишний «бак». Она родилась с золотой ложкой во рту, а я родилась со своей внешностью. Разве это такая уж большая разница – воспользоваться одним своим преимуществом или другим? «Поверь мне, можно торговать чем угодно, – всегда говорил мой отец. – Продавай то, что у тебя есть».

* * *

Рэйна краем глаза улавливает движение и поднимает взгляд от бумаг. Бернис застегивает и расстегивает кнопку на эластичном поясе своего жакета, висящего на спинке ее стула.

– Извини, – говорит Бернис, выпуская из рук поясок и садясь прямее. – Я должна сказать кое-что. Я вела себя так же, как эта девушка со степлером, вела себя так, будто твою жизнь просто поднесли тебе на блюдечке, потому что ты привлекательная и… не знаю… цельная, наверное.

– Все в порядке, – отвечает Рэйна.

– Нет, не в порядке, – возражает Бернис. – Во-первых, я завидовала, на самом деле не зная ничего о тебе. Во-вторых, я вела себя так, будто использовать свою женственность – худшее оскорбление. Разве не так СМИ поступили с Тиффани? И со всеми этими мертвыми женщинами? И с Руби, если уж на то пошло? Разве не так поступил со мной Эштон? Не то чтобы мы придумали эти правила игры.

– Общество определяет условия оплаты, – вступает Руби, – потом презирает тебя за то, как ты платишь. А между прочим, Джейку Джексону сошел с рук весь этот фокус с конвертом, не так ли? Охренительная лажа!

– Как так? – спрашивает Уилл.

– Что ты, мать твою, имеешь в виду под этим «как так»? – откликается Руби.

– Такое ощущение, что ее отец вроде как проиграл ее Джейку Джексону, – объясняет Эшли Уиллу.

– Больше похоже на то, что эти деньги были даром признательности, а не платой, – говорит Уилл.

– Называй это как хочешь, – фыркает Руби. – Это не меняет ситуацию.

– Нет, – возражает Гретель. – Не называй это как хочешь. Слова важны.

– Рэйна была взрослой, и она дала согласие, – напоминает Уилл.

– Это правда, – говорит Рэйна.

– Я не говорю, что Джейк Джексон совершил преступление, – уточняет Руби. – Только то, что он подонок.

Уилл почесывает свое предплечье.

– У нее был выбор, – без всякого выражения произносит он. – Ее ни к чему не принуждали.

– Ну, у всех нас был выбор, – говорит Руби. Она отскребает кусочек кожи со своей нижней губы и рывком отдирает его. – Гретель выбрала пойти в дом к чужой женщине, а Эшли выбрала участвовать в шоу, а Бернис выбрала встречаться с Эштоном, а я выбрала флиртовать с волком. Может быть, куда важнее то, что та старая сволочь не должна была держать детей в плену, а продюсеры не должны были делать из реалити-шоу концлагерь, а Эштон не должен был убивать всех своих любовниц, а волк вообще не должен был разговаривать с ребенком. И может быть, Джейк Джексон не должен был делать фальшивое предложение работы нищей официантке на двадцать лет младше него, заключив пари с ее отцом.

– У тебя кровь течет, – спокойно замечает Уилл, показывая на своей собственной губе, где именно. Руби облизывает нижнюю губу, сердито глядя на него.

Рэйна крутит кольца у себя на пальце, как будто они вдруг сделались слишком тесными.

Уилл подается в сторону Руби и говорит:

– Я вижу, что ты рассержена. Я не нападал на тебя, и теперь не могу понять, почему ты так это расценила.

– Да пошло оно все на хрен, – шипит Руби.

В комнате наступает молчание. Снаружи доносится приглушенное тарахтение неисправного глушителя, шипение пневматических дверей автобуса.

Бернис рассматривает свои ногти и начинает ногтем большого пальца отодвигать кутикулу, потом бросает это занятие и поднимает взгляд на Уилла.

– Ты делаешь именно то, о чем говорила Руби, Уилл, – произносит она. – Ты переосмысляешь этот разговор так же, как другие люди переосмысляют наши истории. Они смещают фокус на одну мелкую подробность – скажем, на то, какой выбор мы сделали – и упускают из вида полную картину.

– Это называется виктимблейминг – обвинение жертвы, – говорит Эшли.