Как быть съеденной

Я вытащила из-под себя спальник и набросила его на нас обоих. В ту ночь мы спали рядом – как и во многие последующие ночи.

…Джейк Джексон был на съемках на Мальдивах, когда Дэйв вызвал меня в свой кабинет.

– Садитесь, садитесь, – сказал он, постучал ручкой по столу и посмотрел в окно. – Хотите что-нибудь? Эспрессо? – Я покачала головой, и он продолжил: – Послушайте, я даже не думал, что вы сможете выполнить все эти поручения. Никто никогда не мог сделать их все. Честно говоря, я не уверен, что мне с этим делать, учитывая текущую ситуацию. – Он поправил очки, посмотрел на меня, потом отвел взгляд, пристыженный. – Вы понимаете, что у меня на самом деле нет права взять вас на эту… э-э… должность? Что вы вряд ли останетесь здесь достаточно надолго для такого… э-э… трудоустройства?

– А? – не поняла я.

Он прикусил нижнюю губу, снова посмотрел на меня и сказал:

– Вашу ситуацию вам предстоит обсуждать исключительно с ведущим.

…В ту пятницу я пришла домой, а моего отца дома не было. Вместо этого я нашла свернутую записку от полиции, втиснутую между сетчатым экраном и дверью: мой отец был в больнице. Я поехала обратно на трассу 23, вверх по дороге, по которой только что спускалась при свете растущей луны. Дул резкий ветер, мои уши горели от холода. Хотя на крылечках не было мужчин, мне мерещились их крики, раздающиеся вслед: «Эй, красотка! Я знаю, кто ты такая! Ты дочка Миллера!»

Мой отец дремал в пластиковом кресле в травмпункте, уткнувшись подбородком в грудь. Но потом он медленно повернулся ко мне, словно возвращаясь к жизни. У него был подбит глаз, а губы были темными от крови. Я знала, что он пьян.

– Ты гадаешь, как мы будем за это платить, – протянул отец, потом подмигнул и протянул в мою сторону сложенную чашечкой ладонь. В ней лежал окровавленный зуб. – Зуб Томаса Джефферсона, который ему выбил его соперник.

– Какой соперник? – спросила я.

Голова отца снова поникла на грудь, и я решила, что он заснул или потерял сознание.

– Адамс? – предположила я.

– Я продам его на «Ибэе», – заявил отец, не поднимая головы.

– …Я хочу, чтобы все было по-честному, – сказал Джейк. Положив руки на подлокотники моего кресла, он придвигал меня все ближе к себе. – Чего ты хочешь? – Он улыбнулся. Его зубы сияли, словно волшебный портал в другой мир.

– Того же, что и ты, – ответила я. – Я этого хочу.

Потом я сидела верхом на его бедрах в большом офисном кресле, подогнув под себя ноги, и никак не могла попасть в ритм. Кресло стонало под нами, моя юбка окружала нас мягкими цветастыми холмами.

– Хорошо, хорошо, – твердил Джейк.

Я не могла сосредоточиться. Мои голени горели от напряжения. От него пахло протеиновым коктейлем и ополаскивателем для рта. Я подумала о Человечке, который в этот самый момент прятался в мусорном ведре, пытаясь сделаться еще меньше, чем он уже был. Я навалилась на Джейка, чтобы бросить взгляд на ведро. Оно было неподвижно.

Я вообразила, как Человечек сидит в темноте, свернувшись в тугой комок, его огромная голова склонена, колени притиснуты ко лбу, большие ступни упираются в пластиковую стенку ведра. В моей памяти вспыхнул образ той пластиковой куклы, мелькающей в воздухе, – ее ужасные волосы, ее яркая нагота, ее жуткий глаз, подмигивающий мне. Казалось, что эта нагая кукла была тысячелетия назад, в прошлой жизни. И эта кукла, и Человечек – они не имели ничего общего с Джейком, они были не просто несовершенными, они были гротескными.

Но и милыми, на свой лад. Я знаю, что вы думаете о Человечке, о его чертах, самых выпирающих и резких из них. Но в нем были некие необъяснимые хорошие качества, свет и душа, которые не определяются одними только пропорциями. Он был резким и специфичным, как остро пахнущий сыр или вещица в китчевом стиле: золоченая солонка в форме ступни или ядовито-зеленый свитер, которые невозможно не любить. Ты любишь эти вещи не вопреки; ты любишь их, потому что.

Я содрогнулась; потом содрогнулся Джейк, крепко сжимая мои плечи, словно для того, чтобы не дать мне взлететь.

Мои бедра сводило судорогой, когда я слезала с него. У меня было ощущение, будто я слезаю с карусели в торговом центре, ноги у меня затекли. Не отдала ли я что-либо бесплатно по глупости? Было ли это пробным предложением – или же я выкинула свою единственную монету? «Зачем покупать корову…» – всегда говорил мой отец. Почему мой отец всегда говорил такое? Почему я его слушала?

Когда мы прощались, Джейк поцеловал меня в лоб и протянул мне конверт.

– Это твоему отцу, – сказал он. Я нахмурилась; однако я знала, что́ в конверте. – Это в благодарность, милая, – объяснил Джейк, улыбаясь. – Он привел меня к тебе.

Вы можете сказать, что отец продал меня, словно невесту в древности. Вы вправе так говорить. Вы можете сказать, что он обманом вытолкнул меня в новую жизнь. Вы можете сказать, что я была его сообщницей.

Несколькими днями раньше я заметила золотисто-розовый степлер на рабочем столе стажерки – такой же, как Джейк дал мне. Она нахмурилась, заметив мой взгляд.