Как быть съеденной

Я хочу взять все это назад. Я хочу никогда не говорить его имя. Я хочу просто знать это имя – секрет, который храним мы двое. Так же, как он знает мое имя, так же, как он единственный, кто называет меня этим именем, только иногда, шепотом, тихим криком.

Его карие глаза широко раскрыты. Эти глаза говорят, что я предала его, что ему жаль меня, что я делаю это с ним – разрываю его на части. Они говорят все это. Они просто продолжают говорить. Они говорят: «Неверный выбор».

Я чувствую себя так, как будто внутри меня тоже что-то разрывается на части. Я ощущаю это как жжение в груди, как будто я разрываюсь пополам вместе с ним, одна красная мышца отделяется от другой, обнажая рваные края, чувство вины течет, словно кровь, извергающаяся из раны.

Кожа на его шее расходится полосками, словно мягкий сыр. Перед тем как его лицо расщепляется надвое, он смотрит прямо на меня и, кажется, понимает, что мне больно потому, что ему больно, потому, что я причинила ему боль. Это ужасно… то, что в этот последний момент – его последний момент, его странный последний момент, – он, похоже, думает обо мне и со всей своей добротой дарит мне улыбку. Улыбку, которая говорит: «Эй, все в порядке. Со мной все будет хорошо».

Но пока он улыбается, его подбородок ломается надвое с костяным щелчком, а потом его рот, сама его улыбка, начинает расщепляться; по центру каждой губы выступает кровь. Так могли бы лопаться губы, потрескавшиеся от зимнего мороза, но теперь они разделены надвое; это две половинки рта, они продолжают улыбаться, каждая из них… словно разрубленное пополам каноэ – корма и нос вздымаются вверх, хотя оно уже тонет. Разрыв поднимается все выше, достигает его переносицы, красная линия пробегает через его лоб, отмечая путь незримой «молнии», и кожа растягивается и рвется подобно резине, и череп лопается с последним хрустом. Теперь он полностью разделен пополам, и он вовсе не делящаяся клетка, и нечего преодолевать, и остается только это: его «я», разорванное на половинки.

Застрявшая половинка падает на пол. Свободная половинка ухитряется сделать странный полуоборот; кровь разбрызгивается по комнате сверкающими струйками, словно срываясь с юбки кружащейся на месте балерины. Время идет так медленно, что кажется, будто мы навсегда застынем вот так: тело стоит, накренившись, кровь зависла в воздухе, мой рот открыт. Я думаю о фотографиях, сделанных на большой скорости: пуля беспечно плывет в воздухе, оставив позади себя пробитую игральную карту или разорванное яблоко.