Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Вторая причина – крушение многих иллюзий, связанных с использованием математических методов в экономике и государственном управлении.

Начиная с середины шестидесятых годов в кругах математиков и лиц, связанных с информатикой, прежде всего тех, которые занимались методами оптимизации, резко возрос интерес к экономике. Большую роль в этом сыграли работы Л. В. Канторовича, одного из создателей линейного программирования. Но еще большее значение имели успехи в разработке эффективных методов расчета различных оптимальных программ – программы вывода космического аппарата, выбора маршрута самолета или оптимального управления тем или иным технологическим процессом. Казалось, если эти методы и идеи перенести в сферу общественных процессов, мы получим весьма совершенную структуру управления государством, и его экономикой прежде всего. И возникла идея программного метода управления.

Сама идея программного управления процессом, подверженным непредсказуемым внешним воздействиям, была вполне разумной. Предположим, что, задаваясь некоторым правдоподобным сценарием внешней обстановки, мы хотим так распределить свой ресурс, чтобы за заданное время наилучшим образом приблизиться к заданной цели. Для этого достаточно иметь модель процесса – его описание на языке математики, поскольку методы расчета оптимальных программ (или траекторий) к этому времени уже были хорошо разработаны. Ну, а для компенсации возможных помех, отклонений от сценария, следует разработать некоторый механизм обратной связи, который бы удерживал процесс на программной траектории. Вполне разумный метод – собственно, так и поступают инженеры, рассчитывая траектории своих ракет.

Впервые термин «программный метод управления» в применении к народному хозяйству я услышал от Ю. П. Иванилова, моего бывшего ученика, тогда уже профессора Московского физико-технического института. Академик Г. С. Поспелов посвятил разработке этого метода обширную монографию. Увлекался идеями программного метода и академик В. М. Глушков. Честно признаюсь, и я приложил к этому руку и активно пропагандировал программный метод.

Собственно говоря, ничего порочного в этом методе нет. Он может быть с успехом использован для решения различных управленческих задач и в социалистической, и в капиталистической экономике. Ошибочным было представление о том, что программный метод – некая панацея, о том, что возможна полностью централизованная, развивающаяся по заданной программе экономическая система, о том, что программа развития – это некий закон, который должен неукоснительно выполняться. Ошибочной, принципиально ошибочной была сама идея планомерности, формулируемая в качестве закона развития социалистического государства. То, что нам тогда казалось наиболее очевидным, – цель развития – и есть основной камень преткновения в реализации программного метода, ибо цель – это компромисс, в котором участвуют миллионы и миллионы людей, их стремления, желания. Мы не принимали во внимание то, что каждый человек способен действовать и действует сообразно своим собственным, ему присущим интересам, своему индивидуальному представлению о том, что надо делать на самом деле, в данных конкретных условиях. А программный метод – это не метод управления реальным развитием. Он дает лишь оценки возможностей развития.

В начале семидесятых годов мне довелось впасть в другую крайность: я полностью разуверился в возможностях математической экономики и стал относиться к ней весьма иронически. В то время я уже начал заниматься проблемами эволюционизма и самоорганизации, и во мне происходил глубокий внутренний процесс переоценки ценностей. Я все больше отходил от марксистских догматов, от рационализма в поисках какой-то новой парадигмы.

На семинаре в Москве, где состоялся доклад американского экономиста, «аналога Канторовича», профессора Йельского университета Тьяллинга Купманса, я в дискуссии использовал термин «К-К экономика», имея в виду не только аббревиатуру «Канторович – Купманс экономики». По-русски этот термин звучал более чем сомнительно, но Купманс, конечно, не понял игры слов и был очень горд, что его поставили рядом с Леонидом Витальевичем – в действительности это были величины несоизмеримые. Купманс отлично разбирался в иерархии, в отличие от Нобелевского комитета, поставившего Купманса на одну ступень с Канторовичем.

Моя шутка имела самые неожиданные последствия.

Я получил приглашение провести месяц в Йельском университете в качестве визитирующего профессора. А еще через год, уже после присуждения Купмансу Нобелевской премии, я был приглашен еще на три месяца. Не зная за собой никаких заслуг в области экономики, подозреваю, что этим двум приглашениям я целиком обязан своей шутке, которая польстила Купмансу и как бы предсказала его Нобелевскую премию.