Двадцать пять лет я не мог обходиться без инвалидной коляски. Я отказывался навешивать на себя ярлык физически недееспособного и, когда кто-нибудь спрашивал, кто я и чем занимаюсь, обычно отвечал: «Я Джон Маклин, паралимпиец» или «Джон Маклин, спортсмен-колясочник». На самом деле эти ярлыки были синонимами того, что обозначается термином «физически недееспособный», но только не для меня. Слово «недееспособный» означает, что человек делает меньше других, а я всей своей спортивной жизнью доказал, что способен делать ничуть не меньше других. И я твердо убежден в том, что был бы способен делать не меньше других, даже если бы никогда не занимался спортом. Колясочники, так же как и все, кого называют ограниченно дееспособными, ни в чем не уступают другим людям. Каждый человек сталкивается с повседневными трудностями, которые обязан преодолевать, чтобы добиваться успеха. Просто одни люди привлекают к себе больше внимания, чем другие. Моя коляска являлась для всех физическим напоминанием о тех трудностях, с которыми я сталкивался, но вместо того, чтобы это скрывать, я научился принимать это как реальность.
В первые два года после несчастного случая я не думал о том, что когда-нибудь свыкнусь со своей коляской. Я ненавидел ее
с самого начала. Я ненавидел то, как люди смотрели на меня в ней. Я ненавидел то, что был ниже всех остальных. Я ненавидел необходимость полагаться на других людей в тех вещах, которых не мог сделать сам. Но когда я смирился с тем фактом, что никогда не верну назад свою старую жизнь, то быстро обнаружил, что коляска дала мне свободу, необходимую для того, чтобы участвовать в гонках моей новой жизни. Со временем она стала частью меня — настолько неотъемлемой, что, когда посреди ночи включается пожарная сирена, я сразу же прыгаю в коляску и выкатываюсь за дверь (разумеется, после того, как хватаю жену и сына).Достижение такого уровня принятия было для меня самым лучшим и полезным для здоровья выходом. Никто не может двигаться вперед, если цепляется за прошлое. Я уже давно отпустил свое «я» игрока в футбол, способного бежать по полю быстрее всех. После этого я смог двигаться дальше и быстрее, чем когда-либо считал возможным. Я не видел никакой причины, по которой это движение должно было остановиться. Мне все еще нужно было выиграть золотую медаль, после которой меня ожидали новые цели и новые возможности.
Мне было вполне комфортно оставаться таким и видеть себя таким, каким я был, пока я не вкатился в спортзал Кена вскоре после возвращения с Гавайев. Три месяца в Ланикай-Бич полностью оправдали все наши надежды, но, когда мы вернулись, дома ждала реальная жизнь. Наш дом в Пенрите был уже продан, и нам с Амандой пришлось срочно искать новое жилье в окрестностях Сиднея. Отца Аманды в последнее время беспокоили проблемы со здоровьем, и вскоре после нашего возвращения в Австралию ему стало хуже. Жене хотелось проводить больше времени с отцом в Новой Зеландии. Когда в начале декабря он покинул этот мир, Аманда осталась там, чтобы побыть с родственниками. Я сидел дома с Джеком, пока не пришло время ехать туда на похороны и Рождество.
Во время одного из ее
коротких возвращений в Австралию я на несколько дней съездил к Кену. Раны на моей стопе, наконец, зажили, и мне не терпелось возобновить занятия ходьбой. Сначала мы с Кеном завели разговор о моих успехах на Гавайях.— Там было замечательно, — сказал я ему. — Я познакомился с группой каноистов, и они очень помогли мне с техникой гребли.
Затем я рассказал ему о своем самом большом достижении: о том, что в ходе тренировки на нашей импровизированной дистанции я повторил мировой рекорд в своем классе.
— Я не смог бы сделать этого без тебя, Кен. Плечо беспокоит меня гораздо меньше, чем во все последние годы. Похоже, что я лишь начинаю подбираться к результатам, которых могу достичь.
А теперь, прежде чем я передам вам ответ Кена, пожалуйста, вспомните, что мое первоначальное обращение к нему было связано с болью в плече, которая мешала моей гребле на каноэ. Если бы я не сел в каноэ с целью привезти домой из Рио золотую медаль, то вряд ли бы вообще поехал к нему на прием, не говоря уже о многочисленных визитах длительностью по четыре-пять дней. Хотя ходьба была моей целью с тех самых пор, как я побывал в оздоровительном ретрите после несостоявшейся поездки на лондонские Игры, во время своего первого приезда к Кену у меня даже в мыслях не было, что он сумеет поставить меня на ноги. Я обратился к нему по поводу боли в плече и только. Возвращение способности ходить стало неожиданным, счастливым открытием.
После того как я рассказал ему о своем прогрессе в гребле, Кен спросил:
— Чего тебе хочется больше, Джон: получить золотую медаль или ходить?
Ответ был очевиден. Ходить мне хотелось больше всего на свете. Однако до этого момента я не думал, что в моей ситуации одно исключает другое.
— Разумеется, ходить, — ответил я. — Но почему мне нужно делать выбор?
— Все дело в твоем внутреннем диалоге и в том, кем ты себя считаешь и каким себя видишь.