Читаем Как делается кино полностью

Использовав долгий кадр в сцене A или B, я начинаю думать, как сменить темп в сцене C. Это нетрудно оправдать. Когда я изначально устанавливал камеру в нужной точке, я задавал себе вопрос: что я хочу увидеть на экране в этом моменте сценария и почему? Теперь, сидя за монтажом, спрашиваю о том же. Легко найти причину для монтажного перехода от героя к героине. Но при хорошей игре актеров бывают моменты, когда до боли хочется видеть лица обоих сразу, крупным планом. Это затрудняет выбор, и тогда я делаю монтажные куски короче или длиннее, в зависимости от того, какой темп мне нужен в сцене по отношению к картине в целом.

Я продумываю изменение темпа не только от сцены к сцене, но и в соответствии с драматургической структурой всей картины. В мелодрамах темп обычно ускоряется, так как сюжет требует постоянного подъема эмоций и возрастающего напряжения. Но во многих картинах, приближаясь к концу, я замедлял действие, чтобы дать аудитории (и фильму) немного передохнуть. В этом нет ничего необычного. Классический последний кадр в романтической мелодраме – медленный отъезд камеры назад и вверх – уже превратился в штамп. Вспомните «Касабланку». Богарт смотрит на Рейнса: «Луи, по-моему, это начало прекрасной дружбы». Пока они уходят вдаль, камера поднимается, отъезжая на тележке. Наша пара циников, готовых примкнуть к свободной Франции, становится все меньше и меньше в кадре. Затемнение. Я помню целую серию фильмов студии 20th Century Fox, где использован такой кадр с той же музыкой. Или вечно «одинокий саксофон» или «сиротливая труба», звучащие, когда частный детектив, который раскрыл дело, но потерял девушку, устало тащится домой, пока город спит. Я даже сейчас могу напеть мелодию.

Фильм может замедляться и по другим соображениям. В «Собачьем полудне» весь смысл картины сосредоточен в сцене, где Пачино диктует завещание, примерно в начале последней четверти фильма. Тема буквально кричит с экрана: фрики вовсе не те странные создания, которых мы себе воображаем. Даже самые дикие их выходки куда ближе нам, чем мы готовы признать. Было крайне важно, чтобы он диктовал последнюю волю тихо, нежно, трогательно.

В процессе монтажа мы постепенно ужимали картину, сокращая время между склейками, устраняя лишнее. В первой половине фильма, работая над окончательным, как мы думали, вариантом монтажа, сократили его примерно на четыре с половиной минуты. Это довольно много для такой поздней стадии. Во второй половине не вырезали ни секунды.

Мы просмотрели фильм. Деде Аллен и Марти Брегман были довольны и хотели уже завершить работу: сдать готовый монтаж и направить его для цветокоррекции и работы со звуком. Но я был недоволен. Мы стояли возле просмотрового зала на Бродвее, рядом с кинотеатром, где крутили порно, и спорили. Я чувствовал, что мы слишком ускорили первую половину. Не то чтобы резали персонаж по живому или пожертвовали силой картины. Но первая часть стала очень мелодраматичной. Ограбление банка и так событие захватывающее. Я убрал четыре с половиной минуты из опасения, что мы зададим мелодраматический темп и тогда вторая половина на контрасте покажется затянутой. А если так, то эпизод с завещанием – самая медленная часть фильма – будет просто нескончаемым. Такие вещи всегда взаимосвязаны, они никогда не существуют сами по себе.

Мы разговаривали около получаса прямо на улице, среди такси, мелких жуликов, любителей порно и просто прохожих, снующих мимо. На следующий день я пришел в монтажную и вернул на место две с половиной минуты из тех четырех с половиной, которые мы вырезали. Я никогда не узнаю, случилось ли бы то, чего я боялся в сцене с завещанием. Но знаю точно, что небольшое замедление фильму не повредило.

Исходя из всего сказанного очевидно, что предварительное планирование касается и монтажа тоже. Но одна из радостей монтажной комнаты в том, что иногда можно взять неудачную сцену и сделать так, чтобы она заработала. Часто речь идет о сокращении. В других случаях можно сделать эпизод интереснее, если сместить акценты. Из-за того, что кино чисто физически все укрупняет, оно имеет свойство выявлять суть сцены или персонажа быстрее, чем это происходит в жизни. В «Дэниеле» герой ищет какое-нибудь здравое объяснение тем катастрофам, которые обрушились на него: казнь родителей в Синг-Синге и разрушенная психика сестры. Есть две сцены, где Дэниел навещает ее в психиатрической больнице. Вторая сцена, в которой он берет на руки сестру, впавшую в кататонический ступор, не получилась такой волнующей, как мне хотелось. В конце концов я понял, что с эпизодом все было в порядке. Проблема оказалась в монтаже первой сцены между братом и сестрой: там раскрывался его характер. В итоге второй эпизод не добавлял ничего нового. Он казался избыточным. После того как первую сцену переделали так, чтобы подчеркнуть боль сестры, оба момента заиграли намного лучше. Сестра была очень трогательной в первой сцене, а во второй мы узнавали нечто новое о Дэниеле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное