Как дети

Вот и в тот наш приезд на дачу она дала папе привыкнуть к отдыху, к этому позабытому из-за постоянной работы состоянию. Она готовила еду, находила места для привезенных с собой вещей. С самого первого утра дом был именно тем местом, где папа мог ни о чем не думать. Все это была ее заслуга. Мама отвечала за уют. Папа, брат и я были теми, кому этот уют был необходим.

На второй вечер к нам пришли гости. Пожилая пара, оба в прошлом актеры. Теперь же он преподавал где-то актерское мастерство, а она просто была рядом с ним.

Они привели с собой собаку, огромную, похожую на белого медведя южнорусскую овчарку, которую, по понятным причинам, не пустили в дом. Несколько раз за вечер я выходил во двор, выносил ей что-нибудь со стола, гладил, разговаривал, – словом, попытался за пару часов стать ее лучшим другом. Боюсь, у меня это не получилось. Хотя за еду собака была благодарна и даже пару раз меня лизнула.

Возвращаясь в дом, я видел брата, пожирающего глазами старого мастера, родителей, что-то отвечающих гостям. Он, казалось, был способен говорить только о профессии. Она периодически одергивала его, как мальчишку, не давая чрезмерно увлекаться, напоминая, что в жизни есть и другие темы для разговоров. Может, они и не были великими, но уже тогда мне было понятно, что это люди, у которых многое из запланированного сбылось, и теперь им есть что вспомнить и рассказать. От всей души я желал родителям однажды стать такими же. Конечно, не скоро; но эти похожие друг на друг старички (теперь я понимаю, что тогда они не были такими уж старыми) – это то, к чему стоит стремиться.

В сумерках, провожая гостей, мы вышли с ними за калитку. Немного постояли, глядя им вслед. Собака, убежавшая вперед, виляла хвостом, вынюхивая что-то у края дороги.

V

Весь третий день шел дождь. Утром мы проснулись особенно поздно и услышали стук капель, разбивающихся о землю, журчание воды, стекающей в канавы. Сразу стало понятно, что это надолго.

Одна из моих детских фантазий: из-за сильного дождя или снегопада мы оказываемся заперты в собственном доме. В нашем распоряжении только два этажа, несколько комнат и небольшой запас еды. Как будто это даже не дом, а остров, настолько маленький, что по нему толком не прогуляться. Или корабль, севший на мель, ожидающий прилива.

В моих мечтах это всегда было очень здорово – оказаться отрезанными от остального мира, хотя вот они, соседские дома, только выйди за калитку. Мне казалось, что это сплотит нас еще сильнее, что мы будем проживать долгие-долгие часы, как будто стоим вахту. Что мы найдем новое применение привычным вещам и самые обыденные домашние дела обрастут неведомым смыслом.

Открыв глаза, увидев мокрые оконные стекла и пасмурное небо без единой бреши, я понял, что моя мечта сбылась. Мы заперты в доме на неопределенный срок, пока дождь не закончится. А закончится он, судя по всему, очень и очень нескоро.

Но то, что казалось мне долгожданным приключением, как вскоре выяснилось, не волновало и не влекло остальных с той же силой. Родители выглядели уставшими, брат откровенно скучал.

Я хотел придумать какое-нибудь интересное занятие, которое поможет нам пережить происходящее. Но это был всего лишь дождь. И единственное, что от нас требовалось, – ждать, когда он пройдет.

Мы поиграли в настольные игры, пока это всем не наскучило, в первую очередь мне. Иногда кто-нибудь из нас замирал, прислушиваясь, не стихает ли шум воды, или подходил к окну, высматривая просветы на небе. То есть все вроде было, как я и хотел, но в этом отсутствовала значительность. А пережидать дождь просто так – ну что в этом особенного.

Вскоре все стали разбредаться по дому, не зная, чем себя занять.

Папа, так же как и всегда, выходил курить, кутаясь в одну из любимых кофт со смешным капюшоном. Только теперь он стоял прямо под дверью, чтобы капли не долетали до него. Возвращался он все равно в мокрых очках и подмокших кроссовках. Ветер задувал даже на крыльцо, окурки в пепельнице плавали и раздувались.

Он снова не выпускал из рук книгу. Потом я еще очень долго винил себя за то, что не запомнил, не обратил внимания, что именно он тогда читал. Я долго перерывал его библиотеку в надежде, что увижу название или обложку и сразу вспомню. Я нашел очень многие книги, которые видел у него в руках, перечитал их все. Но ту, которую он взял тогда на дачу, я так и не опознал. Возможно, я прочитал ее. Возможно, она до сих пор стоит где-то прямо у меня под носом, а я просто не знаю, что это она.

Я спрашивал у мамы, но и она не помнила.

– Он же постоянно что-нибудь читал, – сказала она мне.

Спрашивать подобные вещи у брата было вообще бесполезно.

Папа читал медленно. Он сидел в кресле, и по его особому молчанию, по его внутренней собранности и отрешенности от всего остального было понятно, что он где-то не здесь. Что за мир открывался ему?

Но стоило его позвать, он поднимал глаза, опускал книгу на колени и готов был слушать, отвечать. Интересно, только актерам свойственно такое мгновенное переключение или же это качество любого внимательного человека?