Как это было на самом деле у королей и королев. Книги 1-8

– Госпоже графине внезапно стало дурно, – объяснил он с непроницаемым лицом, – и я попытался облегчить ее страдания.

– Надеюсь, милостивый государь, вам это удалось, – заметила бранденбургская курфюрстина и поспешила сообщить пикантную новость всем своим приятелям и приятельницам – а в них у этой дамы числилось едва ли не пол-Европы.

К сожалению, отношения Кенигсмарка и графини Платен давно уже не были тайной и для кронпринцессы. Несчастная молча страдала и хирела на глазах. Еще бы! Ведь по ее самолюбию нанесли страшнейший удар! Она научилась уже прощать Филиппа, который ни словом, ни взглядом не напомнил ей об их прошлых встречах, – но то, что ей предпочли эту мерзкую Платен, заставляло Софию морщиться от отвращения и обиды.

Когда принцесса опять, в который уже раз, встала из-за стола, не прикоснувшись к еде, верная фрейлина, Элеонора Кнесебек, спросила робко:

– Ваше высочество, что с вами творится? Я вижу, что вы решили уморить себя голодом, но никак не возьму в толк, зачем.

И София-Доротея, давно уже мечтавшая облегчить перед кем-нибудь свою исстрадавшуюся душу, рассказала все – и о том, как хорошо когда-то было им с Кенигсмарком в Брауншвейге, и о том, как мечтала она о его приезде, и, наконец, о том, что глубоко оскорблена его поведением – легкомысленный Филипп и не глядит в ее сторону, он стал любовником этой отвратительной старухи Платен!

И исхудавшая бледная София горько разрыдалась.

Слава богу, фрейлина была особой деловитой и здравомыслящей. Она не стала плакать вместе со своей госпожой, не стала утверждать, что «мужчины все такие», а сказала рассудительно:

– Откуда вы взяли, что господин Кенигсмарк забыл вас? Разве вы хотя бы раз взглянули ему прямо в глаза? Ведь он имеет счастье лицезреть вас разве что в профиль – и с очами, опущенными долу. А вдруг господин полковник полагает, что вы любите своего супруга?

– Я? Георга-Людвига?! – изумилась принцесса.

– Ну да. Уверяю вас: на людях вы держитесь безукоризненно, и только я догадываюсь о вашем истинном отношении к принцу…

– А как же Платен? – всхлипнула София-Доротея. – Я точно знаю, что он проводит у нее ночи… Ведь мой свекор уже стар и часто засыпает один, потому что утомляется за день, – добавила она простодушно.

– Таких, как Платен, любить нельзя! – заверила фрейлина. – Таких, как она, используют ради корыстных целей, а потом безжалостно бросают.

– Правда? – с надеждой подняла заплаканные глаза София-Доротея.

– Правда, – кивнула фрейлейн Кнесебек и предложила: – Может быть, вы напишете ему записку и расскажете там о своих чувствах?

Принцесса не колебалась ни минуты. Она села за небольшой столик на позолоченных искривленных ножках и набросала несколько строк:

«…Я люблю вас безмерно и с нежностью, на какую способна я одна. Такой любви вы еще никогда не знали, я же страдаю так, как никто еще не страдал…»

Как только Кристоф-Филипп Кенигсмарк получил это послание, он мгновенно превратился в того же робкого влюбленного мальчишку, каким был когда-то в Брауншвейге. Он еще раз перечитал приписку: «Приходите, если вы не до конца забыли прошлое». Прижался к благоухавшему мускусом листку губами, сунул его в карман и зашагал следом за фрейлиной по длинным и пустынным в вечерние часы галереям дворца. О том, что нынче ночью его ожидает пылкая графиня, Кенигсмарк даже не вспомнил…

Фрейлейн Кнесебек старательно помогала влюбленным. Именно ей принадлежала заслуга обнаружения всеми забытой потайной лестницы, что вела прямо в покои кронпринцессы, и, конечно, именно фрейлина служила почтальоном и передавала трогательные искренние послания молодых людей.

«Вы околдовали меня, – писала София-Доротея. – Я – влюбленнейшая из всех женщин на свете. Я призываю вас к себе и днем, и ночью… Можете быть уверены, что меня не отвратят от вас наихудшие несчастья. Слишком прочны и сладостны узы, притягивающие меня к вам, чтобы я посмела их разорвать; каждое мгновение моего существования озарено любовью к вам, и я готова подарить вам тысячи доказательств моей нежности, невзирая на все препятствия…»

И еще: