Как это сделано. Темы, приемы, лабиринты сцеплений (сборник статей)

I

Комаров по лысине размазав,Попадая в топи там и сям,
Автор нежных, дымчатых рассказов
Шпарил из двустволки по гусям.

II

И грузинским тостам не обучен,Речь свою за водкой и чайком
Уснащал великим и могучим
Русским нецензурным языком.

III

В духоте залузганной хибарыОн ворчал, мрачнее сатаны,
По ночам — какие суки бабы,
По утрам — какие суки мы.

IV

А когда храпел, ужасно громок,Думал я тихонько про себя:
За него, наверно, тайный гномик
Пишет, нежно перышком скрипя.

V

Но однажды ночью темной-темнойПри собачьем лае и дожде
(Не скажу, что с радостью огромной)
На зады мы вышли по нужде.

VI

Совершая тот обряд законный,Мой товарищ, спрятанный в тени,
Вдруг сказал мне с дрожью незнакомой:
«Погляди, как светятся они!»

VII

Били прямо в нос навоз и силос.Было гнусно, сыро и темно.
Ничего как будто не светилось
И светиться не было должно.

VIII

Но внезапно я увидел, словноНа минуту раньше был я слеп,
Как свежеотесанные бревна
Испускали ровный-ровный свет.

IX

И была в них лунная дремота,Запах далей северных лесных
И еще особенное что-то,
Выше нас, и выше их самих.

X

А напарник тихо и блаженноВыдохнул из мрака: «Благодать…
Светятся-то, светятся как, Женька!» —
И добавил грустно: «Так их мать!..»

Написанные зрелым, слегка за тридцать, и уже очень знаменитым автором, эти стихи не получили читательского и критического внимания, сравнимого c выпавшим на долю общественно значимых хитов поэта (таких, как «Хотят ли русские войны…», «Карьера», «Бабий Яр» и ряд других)[156]. Я — младший современник автора, как он, дитя оттепели, но не поклонник его поэзии. Тем не менее я отдаю ему должное как крупной литературной фигуре своего времени, а это стихотворение люблю с давних пор (возможно, потому что в нем Евтушенко именно поэт, а не больше, чем поэт). Мысль разобрать его возникала у меня не раз, но я отодвигал ее, не будучи уверен, что сумею показать, чем же оно так хорошо, да и достаточно ли в нем этого хорошего. Недавно я изложил накопившиеся соображения коллеге, знающему поэзию Евтушенко гораздо лучше меня, но успеха не имел и решил развить их более основательно.

1.2. Попытаюсь сформулировать самый общий дизайн стихотворения.

Прежде всего, это стихи о собрате по искусству, то есть одновременно портрет друга и мини-трактат о поэтическом языке. По имени герой не называется, и довольно-таки узнаваемый портрет Юрия Казакова[157] остается наброском не столько конкретного лица, сколько характерного типа.

Недосказанностью отмечена и разработка словесной темы — достоинств обсценной лексики, по своей природе не допускающей прямого употребления в литературной речи.

К этим амбивалентностям добавляется еще одна: дружеское соперничество между двумя мастерами слова — автором и героем.

Неоднозначен также жанровый режим стихотворения. Перед нами и лирический отчет о переживаниях 1‐го лица, и эпическое повествование — мини-новелла, развертывающаяся в фабульном времени от начала к концу текста. Но, в согласии с метасловесной темой стихотворения, события носят не столько событийный, сколько вербальный характер: дело не в том, что делается, а в том, что и как говорится[158].

Наконец, повествование ведется как бы в шутку, но и всерьез — в духе ненавязчивого, но тем более убедительного, откровения о высоком. Откровение же, то есть внезапное прозрение дотоле сокрытой истины, тем органичнее воспринимается на фоне разнообразных двусмысленностей предшествующего текста.

2

2.1. Как часто бывает в сюжетном повествовании, стихотворение делится на экспозицию (descriptio) и собственно нарратив (narratio). Под экспозицию отведены первые четыре строфы, рисующие героев и обстановку, а последующие шесть строф драматизируют и разрешают центральную коллизию.