Как преуспеть случайно
Мы начинали знакомство с исследованиями по исторической социологии с помощью книги Ричарда Лахмана, рассказывающей о сути этой науки. И вот теперь настало время вновь вернуться к нему, но уже как к автору одной из самых интересных научных работ о развитии общества. Эта книга называется «Капиталисты поневоле. Конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени» (М.: Территория будущего, 2010).
Главный вывод Лахмана парадоксален. Людям, привыкшим к целесообразному развитию, к тому, что наши разумные действия представляют собой решения заранее поставленных задач, трудно согласиться с тем, что на самом деле в истории все совершенно не так. Важнейшие изменения в жизни человечества происходят вовсе не потому, что это предписано железными историческими законами марксизма, и тем более не потому, что так развивается гегельянский Абсолютный дух. Радикальные перемены происходят случайно. «Хотя люди были агентами изменений, – отмечает Лахман, – они не собирались создать то общественное устройство, которое в результате возникло. Средневековые общественные акторы хотели только улучшить или сохранить свое положение. Индивидуумы и группы шли на изменения, чтобы разрешить свои проблемы, которые они определяли в рамках существовавшего контекста их обществ, эпохи Средневековья или раннего Нового времени. Все долгосрочные изменения были неожиданными, агенты этих изменений были капиталистами поневоле» [Лахман 2010: 30].
Отличие от привычной нам марксистской схемы состоит не только в отсутствии исторических закономерностей, но еще и в том, что у Лахмана не классы борются между собой, а элиты. «Мое основное открытие, – пишет автор, – состоит в том, что цепочки случайных изменений начинаются с элит, а не с классов или индивидуумов. Конфликт элит приводит в движение и направляет каждую эпоху трансформаций» [Там же: 31]. Классовый анализ можно, конечно, осуществлять, но он представляет собой сильное упрощение действительности. Анализировать борьбу множества элитных групп значительно сложнее, чем рассуждать о рабах и рабовладельцах, крестьянах и феодалах, пролетариате и буржуазии. Но без этого никак.
Вот пример – отмена крепостного права. Оно, как известно, было широко распространено в средневековой Европе и не являлось отличительной чертой одной лишь несчастной России. Кто-то скажет, конечно, что именно русские из-за своей рабской натуры оставались в «рабстве» аж до 1861 года. Но есть объяснения, гораздо больше соответствующие историческим фактам, чем ссылки на мифический рабский менталитет. Лахман, например, полагает, что «там, где элиты пребывали в активном или неразрешенном конфликте, крестьяне получали свободу от трудовых повинностей, права на наследственное землевладение и стабильную ренту <…> там, где элитные конфликты были разрешены, крестьян вынуждали нести новые или усиливали старые трудовые повинности» [Там же: 81]. Проще говоря, до тех пор, пока английский король воевал с врагами при помощи феодальной армии, он был заинтересован в поддержании прав своих баронов на владение крепостными. Но со временем оказалось, что наемная армия эффективнее войска, состоящего из вассалов. А при построении наемной армии король оказался заинтересован в налогах с богатых крестьян. Зачем же он в такой ситуации будет отдавать людей в «рабство» феодалам, которые сами их обдерут? Но русский царь XV–XVI веков наемной армии не имел. Он был заинтересован в помещиках, как основе своего войска. Денег он им платил мало (поскольку наша экономика вообще была слабо монетизирована), зато позволял закрепощать крестьян, обеспечивавших помещиков кормом. В общем, серьезное расхождение интересов монарха с аристократией давало народу свободу, а общность интересов погружала крестьян в рабство.
Таким образом, развитие от крепостничества к свободе произошло не благодаря жестоким классовым битвам, как полагает марксизм, и не потому, что на Западе, мол, господствовала любовь к праву и уважение частной собственности крестьян, как полагают сторонники некоторых других теорий. Как ни странно, все дело в разных способах построения армии: на Западе, где монарх мог деньги достать, он нанимал солдат, а на Востоке, где богатых городов было мало, но зато хватало земли, помещики служили царю за землю с крестьянами.
Единственная моя поправка к теории Лахмана состоит в том, что на Руси конфликты между элитами вовсе не были разрешены. Как показывают профессиональные исторические исследования, царь действовал в интересах помещиков, но при этом ограничивал богатое боярство, стремившееся подмять под себя всю рабочую силу. Тем не менее надо признать, что главная идея Лахмана совершенно верна: именно из конфигурации межэлитных конфликтов произрастает развитие общества.