При переходе от Средневековья к Новому времени в центре Европы возникла зона высокоразвитого ремесла и торговли. Германские, фламандские, итальянские бюргеры производили ткани и оружие, строили корабли, транспортировали редкие товары на большие расстояния. Они проживали в больших городах и все чаще нуждались в сырье и пище, не производившихся рядом с ними, или производившихся в недостаточном объеме. Скажем, для изготовления тканей нужна была шерсть, и вот уже на выращивании овец стали специализироваться Кастилия с Англией. А людям для питания требовалось все больше зерна, и вот уже хлеб стали поставлять из Сицилии, Апулии, Польши, Пруссии. Мясным регионом стала Венгрия, откуда в центр Европы перегонялись большие стада крупного рогатого скота. Когда же в хозяйственную мир-систему включилась еще и Америка, из Нового света в Старый стали на кораблях привозить сахар, табак, хлопок.
«Мы обрисовали в общих чертах две главные составляющие мир-системы Модерна, – пишет Валлерстайн. – С одной стороны, капиталистический мир-экономика был основан на всемирном разделении труда, в рамках которого различным зонам <…> были предписаны особые экономические роли, в них развивались разные классовые структуры <…>. С другой стороны, политическое действие по большей части происходило в рамках государств, которые вследствие различия своих ролей в мир-экономике, обладали различной структурой, причем государства центра были наиболее централизованными» [Валлерстайн 2015, т. 1: 197].
Теперь зададимся вопросом: могут ли страны, специализирующиеся на производстве столь разных товаров, развиваться одинаково? Могут ли Италия, Германия и Нидерланды показывать Польше, Пруссии и американским колониям их собственное будущее, как следует из цитированной выше фразы Маркса? Могут ли вообще все эти страны жить по похожим сценариям? Ведь для производства сложных изделий лучше всего подходит свободный труд. Производство зерна до поры до времени обеспечивается крепостнической экономикой. А производство сахара или хлопка – рабским трудом негров, завозимых в Америку из Африки.
Если рассматривать мир как систему, где разные части выполняют разные функции, то упрощенный подход Маркса, некритично воспринятый ортодоксальными марксистами, совершенно перестает нас удовлетворять. Но вместе с тем разрушаются и представления об особом пути разных народов, их особой душе, особом предназначении. Ведь мир-системный анализ теснейшим образом связывает между собой разные страны, показывая, что коли мы объединены общим рынком, у них нет ни особой судьбы, ни автаркических возможностей для развития.
Сегодня Европа в нашем понимании тянется от Атлантики до Урала, но с точки зрения Валлерстайна рыночное хозяйство, возникшее на этом пространстве, постепенно, в течение долгого времени «разрасталось» из передовых западных центров. «Основной идеей этой книги, – пишет он, – станет утверждение, что для появления капиталистического мира-экономики были существенно важны три момента: 1) расширение его географических пределов; 2) развитие рыночных способов контроля над трудом для различных продуктов и для различных зон мира-экономики; 3) создание сравнительно сильных государственных аппаратов там, где появятся государства центра (ядра) капиталистического мира-экономики. Второй и третий аспект в значительной степени зависели от успеха первого. Следовательно, теоретически территориальное расширение Европы было ключевой предпосылкой для разрешения „кризиса феодализма“» [Там же: 43].
Сформулировав это ключевое положение, Валлерстайн погружается в долгое историческое путешествие, рассматривая и экономику прошлого, и политику, и международные отношения. В четырехтомнике есть много конкретики, в которой можно долго копаться. Но главным, на мой взгляд, является именно мир-системный подход. Если мы его принимаем, то создаем базу для многочисленных исследований, в которых исторический путь той или иной страны в ту или иную эпоху анализируется, исходя из того места в системе международного разделения труда, которое она занимает. Валлерстайн изобрел систему своеобразного экономического детерминизма, на первый взгляд, весьма похожую на марксистскую, однако приводящую исследователя к совершенно иным выводам.
Для экономиста в том, что сказал Валлерстайн, нет, в общем-то, ничего нового. Экономисты всегда исходят из того, что существует разделение труда и фирмы участвуют на рынке в глобальной кооперации, дополняя друг друга, а вовсе не показывая молодым фирмам их собственное будущее. Металлургический комбинат не может показать будущее швейной мастерской или компании, создающей программное обеспечение. Однако экономисты, как и историки, боятся больших обобщений. Возможно, поэтому то, что очевидно экономистам, долгое время не распространялось на историческую социологию. Но с появлением научного труда Валлерстайна мир-системный анализ быстро вошел в моду.