Надо признать, что семидесятые годы оказались чрезвычайно удачным временем для «изобретения» мир-системы. Начиналась эпоха глобализации. Все социальные науки теперь были вынуждены смотреть на мир, как на огромную систему, в которой отдельные страны (от центра Европы до азиатской глубинки) связаны разделением труда. И Валлерстайн, показавший, что к исторической социологии следует подходить именно с такими мерками, быстро пришелся ко двору.
Однако, несмотря на бесспорные научные заслуги Валлерстайна, мир-системный анализ далеко не во всем нас удовлетворяет. Валлерстайн усложнил мир в сравнении с простенькими схемами Маркса и наивными теориями особого пути, однако думается, что на самом деле мир еще сложнее, чем в «Мир-системе Модерна». И развитие общества зависит не только от того, какое место страна занимает в мир-системе, а еще и от множества других факторов. Валлерстайн, естественно, понимает это и принимает во внимание. Поэтому, когда читаешь его четырехтомник, иногда надолго забываешь мир-системную теорию: на протяжении десятков и даже сотен страниц конкретный анализ автора фактически не имеет никакого отношения к его методологическим положениям.
Важнейший из факторов, влияющих на развитие, можно назвать демонстрационным эффектом. Отсталые страны, находящиеся на периферии мир-системы, и, казалось бы, обреченные навсегда там оставаться, воспринимают идеи модернизации и трансформируют свои институты (правила игры) с тем, чтобы догнать лидеров.
Периферийные страны сегодня оказываются вдруг в центре развития, и это плохо согласуется с мир-системным анализом и с теорией зависимости, которой Валлерстайн в свое время тоже отдал дань. Согласно Валлерстайну (и в этом проявляется его научная левизна), центр эксплуатирует периферию. Но именно за те десятилетия, что мир читает книги, посвященные мир-системному анализу, Китай и многие другие страны резко рванули вперед. Вряд ли без серьезных натяжек можно сегодня назвать отношения США и Китая отношениями эксплуатации. Поэтому из научного наследия Валлерстайна нынче приходится полностью изымать остатки левой идеологии, серьезно разошедшейся с реальностью. И надо признать, что без нее его фундаментальный труд «Мир-система Модерна» выглядит гораздо лучше.
Гегемоны всемирной истории
Обычно, когда тот или иной автор начинает искать вдруг мировое правительство, его изыскания превращаются в конспирологию и вряд ли заслуживают серьезного внимания со стороны ученых. Но хотя итало-американский экономист Джованни Арриги упоминает в своей работе о процессе «формирования мирового правительства» [Арриги 2006: 123], его книгу «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени» (М.: Территория будущего, 2006) надо отнести к числу классических трудов в области исторической социологии. А слова «мировое правительство» стоит взять в кавычки, поскольку Арриги заставляет нас задумываться не о тайных силах, правящих миром, а об объективных процессах, трансформирующих на протяжении долгого времени систему межгосударственных отношений. Проще говоря, он демонстрирует нам как постепенно формировались некоторые важнейшие черты ХХ века, как вырос современный мир из мира прошлого, причем не потому, что кто-то строил современность целенаправленно, а потому, что новые процессы разрушали старые скрепы.
По словам самого автора он придал многотомному описанию раннего капитализма, которое сделал в свое время великий французский историк Фернан Бродель, «некоторую логическую последовательность и историческую протяженность» [Там же: 36]. Это, конечно, сузило угол обзора в сравнении с эпохальным броделевским трудом (и могло несколько озадачить читателей), но, как деликатно отметил Арриги,
конструкция, предлагаемая здесь, является всего лишь одним из многих имеющих право на существование <…> описаний долгого двадцатого века [Там же].