Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

Поручни не так низки, чтобы через них перевалиться, не имея рост Гваделупова или самого Проницалова, значит, ей помогли. Чья-то недобрая рука подтолкнула. Но тогда должен быть слышен всплеск и вообще звук падения?

Обдумать это не успела, Свистулькин потерял надежду быть замеченным милиционером визуально и подал голос:

– Вась… слышь? Товарищ Проницалов, я чего сказать хочу…

Тот не отозвался даже на товарища Проницалова. Я окликнула громче:

– Товарищ Проницалов, у свидетеля есть показания.

– У какого свидетеля? – наконец отреагировал Проницалов.

– Вот! – я ткнула пальцем в нетерпеливо топтавшегося на месте Свистулькина.

– Чего тебе?

Тот, не смея переступить определенную милицией черту, делал знаки, чтобы Проницалов подошел ближе.

– Я чего слышал-то… Вроде как баба, то есть женщина, смеялась сначала, а потом вскрикнула, и эта… плеснуло что.

– Когда?

– Дак ночью же.

– Где?

– Тута.

Может, Василий и имел идеальный музыкальный слух, но сообразительностью и прочим явно не страдал.

– А ты как тут оказался?! – почти возопил Проницалов, словно подслушав мои мысли.

– А я это… Меня на палубе ночевать оставили. На скамейке внизу спал. Вот и слышал.

– Ты почему раньше ничего не сказал?!

– Дак это… не спрашивали.

– Повтори еще раз, и толково.

– Ага. Я, значит, это… ну, я спать улегся там внизу. Почти заснул, потом слышу, вроде это… наверху, то есть тута, смеется кто. Ну, я чего… мне чего… я и повернулся на другой бок. Потом вроде вскрик и плеск.

– Сильный?

– Кто?

– Всплеск громкий? Ну, что упало-то?!

– Не знаю. Тут пароход загудел сначала встречный, потом наш откликнулся, я не слышал.

– А потом?

– Потом тихо было. Я заснул.

– Не посмотрев за борт?! Там же человек!

– Какой? – перепугался Свистулькин.

– Ты же сказал, что кто-то упал.

– Я посмотрел. Не было там никого.

Отчаявшись добиться от земляка толкового рассказа, Проницалов еще раз внимательно осмотрел место происшествия, вернее, преступления. Ничего нового. Забыв о том, что новенькая форма может помяться или испачкаться, он проявил недюжинное служебное рвение и лично облазил весь пароход от трубы до ямы с углем. Итогом явилось заявление:

– Вы правы, товарищ Раевская, труп действительно за левым бортом.

Честно говоря, от этой нечаянной проницательности мне стало не по себе. Новые улики не обнаружились, но прежние однозначно складывались в версию: чье-то тело перекинули через поручни вниз с верхней палубы! Тело женское, именно ему принадлежали шарфик и сломанный каблук.

Но после той ночи единственной, кого не хватало среди пассажиров «Володарского», была Любовь Петровна!

Вывод напрашивался один, причем самый страшный: Любовь Петровну Павлинову утопили!

Оставалось найти труп.

Глава 4. Мало знать, что тебе нужно, хорошо бы понимать зачем

Столько глупостей в жизни совершается из-за непонимания.

Осознав, что спрятать даже расчлененный труп Примы на пароходе просто невозможно, не задействовав для этого половину экипажа, Проницалов наконец сообразил, что искать надо на дне, но не там, где мы уже находились, а подле Тарасюков. Он связался со своим начальником, вернувшимся от тещи из деревни, и изложил ситуацию. Нам Проницалов сообщил, что возле Тарасюков тело начали искать с баграми.

Представив себе эту жуткую картину – раздувшееся тело утопленницы, да еще и поврежденное баграми, – я содрогнулась. Однако возражать было нечего.

Теперь слова «труп» и «убийство» прозвучали перед всеми, вызвав настоящий шок. Убийство у нас в труппе?! Прямо на пароходе?! Убили Любовь Петровну?!

Тютелькин убеждал всех, что этого не может быть, потому что быть не может. Суетилов обещал все расследовать, но эмоциональней всех отреагировал актер Меняйлов. Он заламывал руки и твердил:

– Боже мой! Как я не хотел ехать на эти гастроли, как не хотел! Моя Сонечка – мудрая женщина, она не советовала ехать! Боже мой, с кем приходится работать?! Труппа убийц! Убивают и выбрасывают за борт!

Это была неправда, его Сонечка возражала против поездки из ревности, а сам Меняйлов добивался участия в бенефисе с первого дня, как о нем услышал. Его вопли были ужасны, Гваделупову пришлось даже прикрикнуть, чтобы замолчал. Все смотрели друг на друга подозрительно, и разговоры как-то сами собой стихли. Спать разошлись сразу после ужина.

Я привычно отправилась покурить, но место для курения совпадало с местом преступления.

Сидела и старалась осмыслить случившееся и все сведения, которые нам удалось добыть. Одно мы знали точно: Любови Петровны нет, ее никто после Тарасюков не видел, а той же ночью кто-то столкнул кого-то в воду. Жертвой наверняка была Павлинова.

Я пыталась вспомнить, умеет ли Любовь Петровна плавать. Не смогла, поскольку никогда не отдыхала вместе с ней на море, но, даже если умела, сбросить в воду можно и потерявшего сознание человека. Все это было ужасно, однако требовалось додумать, невзирая на тяжесть.