Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику

Мне стало не на что смотреть во дворе, и я хотел повырезать фигурки из бумаги, но услышал шаги в коридоре. Я еще не выучил, как звучит шаг Гиансара, но я знал, как ходят Кассиопея и мама, это были не они. Он остановился у двери. Я сидел далеко от нее, поэтому не успел ее закрыть. Я с ужасом ждал, когда он постучится. Но он не постучался, а просто открыл ее.

Гиансар стоял на пороге, держа в одной руке тарелку с виноградом, а в другой печенье и пакетик с шоколадным молоком, которое нужно пить через трубочку. Он постоял немного на пороге, рассматривая мою комнату с интересом, будто не замечая меня, и я понадеялся, что это действительно так. Хорошо, если он сейчас вытащит моего тарантула из клетки, возьмет интересные книжки и конструктор, и уйдет. Но потом Гиансар посмотрел на меня, подошел близко и сел на мою кровать.

— Ты голодный, поешь — уверенно сказал Гиансар и положил передо мной еду.

Я знал, что нельзя брать еду из рук незнакомцев, потому что в ней мог быть яд, который усыпит меня, а потом из меня вырежут внутренние органы и продадут их в больницу. Но, наверное, Гиансар не мог этим заниматься, потому что ему было восемь лет. Тем не менее, он мог положить туда крысиный яд или инсектицид. Его было полно в доме. Однажды я нашел на тумбочке в маминой комнате бублик и хотел его съесть, но мама взяла его у меня и сказала, что я отравлюсь, если сделаю это, потому что она обмазала его средством от насекомых.

Гиансар подвинул еду ко мне ближе. Мне правда хотелось есть. Я подумал, что виноград точно нельзя трогать. Присмотрелся к пачке печенья, оно было открытым, значит тоже могло быть отравлено. Но пакетик с молоком был плотно закрыт, его так упаковали еще на заводе, значит Гиансар не смог бы с ним ничего сделать. Я взял его, открыл и стал пить.

— Почему ты не хочешь со мной общаться, мне же так грустно? — спросил Гиансар, а потом рассмеялся, как дурак.

— Ты ешь, прямо как кошка в моем дворе, которую я пытаюсь приручить!

Мне стало обидно. Я не хотел быть похожим на кошку.

— Папа говорит, что я похож на львенка.

— Тогда я буду куницей!

— Что ты имеешь ввиду?

— Давай так. Ты будешь львом, который сбежал из зоопарка, а я куницей, которая живет в лесу и все тебе показывает.

Гиансар предлагал мне игру. Я иногда играл в человечков из конструктора, придумывая им роли. А он хотел, чтобы мы сами взяли на себя другие роли. Это было странно. Мне захотелось попробовать, но я не знал, смогу ли. Я промолчал.

— То есть, наоборот. Ты же знаешь дом, а не я. Так что давай я сбежал из зоопарка, а ты показываешь мне свою саванну.

Это звучало более логично. И я согласился.

Сначала мне было сложно, говорил в основном Гиансар. В то время пока он мог придумать большой сюжет, я продумывал только одну фразу, потому что у меня плохая речь. Но потом я понял, что говорить за кого-то другого (за льва) легче, чем за себя самого. Я так поразился этому открытию, что чувствовал себя сначала очень волнительно и смущенно, но иногда даже забывал и про эти ощущения. Тем более, мне помогло то, что я играл за льва, а он был сильнее куницы и вообще всех других зверей. За день мы просмотрели целых два этажа, кроме комнат мамы и папы. Даже зашли к Кассиопее, но у нее мне не понравилось играть. Во-первых, она сказала, что у львов и куниц разные ареалы обитания. Я не знал, что такое ареал, и Кассиопея посмеялась надо мной. Но Гиансар рассказал ей нашу историю про зоопарк, на что Кассиопея сказала, что лев не стал бы дружить с куницей. Потом она добавила, что лев не стал бы вообще ни с кем дружить, потому что львы — убийцы. Во-вторых, мне не понравилось, что Гиансар звал ее поиграть. Но хорошо, что Кассиопея сказала, что она уже выросла из этого возраста. В-третьих, мы должны были отправиться на водопой, а нам приходилось разговаривать с Кассиопеей в качестве Кастора и Гиансара.

На обед я пошел. Кассиопеи не было, но она взяла еду с кухни и ушла в свою комнату. Папа сказал:

— Моя фея вступила в возраст бунтарки.

Кассиопея посмотрела на папу так, будто бы она была старше него, и я подумал, что Кассиопея действительно могла войти в какой-то возраст.

Я смог сделать вывод, что мамы тоже не было на завтраке, потому что Гиансар стал с ней знакомиться. Мама смотрела в свою чашку с чаем, и только на вопрос, как ее зовут, ответила:

— Гемма.

Папа сказал, что Гиансар может называть ее «мамой». Он сказал, что «Гемма» ему больше нравится, и это красивое имя.

Больше мама не разговаривала за обедом. Я решил по ее выражению лица, что она грустит. Я хотел спросить, что случилось, потому что об этом спрашивают у родных грустных людей, но потом решил, что это ее личное дело. Но много говорил папа. Он рассказывал разные истории про работу, и про то, как он чуть не сбил ночью лису на машине. Кассиопея говорила, что лисы плохие животные, потому что они переносят бешенство, но мне все равно хотелось, чтобы машина ее не переезжала. Потом папа вдруг перевел тему и сказал:

— Нравится играть за самого сильного зверя?

Я сказал:

— Да.