Значит, все будет очень плохо. Я испугался таких серьезных перемен, и мне захотелось пойти в свою комнату. Но я еще не доел свой омлет. Мне лучше бы было поплакать, потому что я растерялся и не знал, что мне делать. Тогда я решил сначала доесть омлет, а потом пойти в свою комнату и все обдумать. Может быть, это могло быть не так плохо, но я просто еще не нашел позитивных моментов.
— Ты рад, что в нашем доме появится твой сверстник? Тебе будет не так скучно теперь.
— Я еще не решил.
После завтрака папа уехал, а мы с мамой разошлись по своим комнатам. Я ходил от одного угла комнаты до другого. Так делают люди, которые нервничают, думают о важном или чего-то ждут. Я пытался осознать свои эмоции от появления братика в доме. Он мог быть каким угодно, это пугало. Нужно было расспросить папу про него, тогда можно было бы составить хотя бы примерный план действий. Будь у меня больше времени, я мог бы составить их множество: на случай, если он агрессивный, дружелюбный, общительный, тихий, глупый, умный и другое. Я попытался представить, какой он может быть, оценивая имеющиеся сведения. У него умерла мама, значит, он в трауре, то есть, грустный. Если я его пожалею, мы можем подружиться. Только мне не очень хотелось этого.
Обед я пропустил, потому что так и не смог справиться с волнением. Снова сказал, что болит живот. Я все продолжал думать, но так и не приходил к решению по поводу того, как я отношусь к этому событию. Мысли зациклились. Когда наступил вечер, то есть в шесть часов, я пошел к входной двери и сел на стул, стоящий там для удобства при снимании обуви (ботинки я не снимал). Несколько раз за вечер мимо меня прошла уборщица, один раз мама. Она сказала что-то невнятное, но я не стал ее догонять и переспрашивать, потому что боялся, что пропущу возвращение папы и братика. Я хотел увидеть и осознать братика прежде, чем он меня. Он будет удивлен, что я сижу около двери, но также он не успеет правильно оценить меня.
Ужинать меня не звали. Я сидел долго. В 8.45 я услышал шум приближающейся машины. Мне стало невыносимо сидеть на месте, и я подбежал к окну. Черная папина машина заехала во двор и остановилась у дорожки к дому. Папа вышел и открыл заднюю дверь. У меня не было и пяти секунд на то, чтобы пережить волнение от того, что я его вот-вот увижу. Как только дверь открылась, из машины выскочил мальчик. На улице было почти темно, двор освещался лишь фонарями, поэтому я не мог хорошо рассмотреть его. Но я видел, что он был худой и подвижный. Он двигался также много, как беспокойные звери, которые почуяли еду. На мальчике были шорты и футболка, хотя был уже вечер, и я бы не вышел на улицу в одежде с коротким рукавом. Мальчик обежал половину двора, наверное, исследовал. Но не очень внимательно, потому что нигде не задерживался. Потом он подбежал к папе, который прислонился к машине, и папа вдруг поднял его на руки и покружил. Мальчик засмеялся. Мне это показалось странным по нескольким причинам: папа никогда не кружил меня, хотя мы одного возраста с братиком и оба его сыновья; мальчик должен был быть в трауре, а значит, не мог смеяться. Мне стало неприятно. Я ощутил в горле и груди чувство сжатия. Мне захотелось оказаться в своей комнате под одеялом, но происходящее за окном меня заворожило.
Все это время мне казалось, что папа не замечает меня. Но это было не так, потому что он, не поднимая головы, вдруг помахал мне. Я почувствовал себя будто застуканным за плохим делом, и болезненная волна испуга прошлась от моей головы вниз к ногам. Мне захотелось, чтобы на наш двор упал большой метеорит, и папа бы отвлекся на него и забыл про меня. Этого не случилось. Мальчик увидел, что папа махает рукой и тоже обернулся ко мне. А потом пошел в мою сторону, прямо к самому окну. Он подошел настолько близко, что если бы нас не разделяло стекло, мне бы захотелось отойти. Он приложил ладонь к стеклу, будто собирался потрогать меня, а потом и прижался лицом. Кончик его носа стал совсем плоским от соприкосновения. Его лицо казалось загорелым и совсем не было похоже ни на мое лицо, ни на лицо Кассиопеи.
А потом он в мгновение исчез от окна, он был такой быстрый, что я даже не успел проследить за его движениями. Дверная ручка задергалась, как в страшном кино. Я попятился назад. Мне казалось, что он сейчас выломает дверь, хотя братик и был хилым. Я решил, что нужно подвинуть стул к двери так, чтобы прижать ручку. Я подошел к стулу, но не успел его взять. Послышался звук поворота ключа в замке. Дверь открылась, и я увидел на пороге папу и мальчика.
Он подошел ко мне и протянул руку:
— Привет, я — Гиансар. Я люблю животных, у меня есть ручная крыса, и раньше был попугай, но он умер, потому что был старый. Моя мама тоже умерла, хотя не была старой, и я очень грустил, поэтому я буду жить с тобой. У тебя правда есть тарантул?