Как я изобретал мир

В предыдущие годы я надеялся закончить эти мемуары в Гарцбурге, но, к сожалению, меня отвлекла болезнь жены и множество прочих помех. Осенью я сам тяжело заболел гриппом, что вынудило нас провести зиму на юге. В декабре я отправился на Корфу вместе с женой и младшей дочерью. Хотя уход за больными там не слишком хорош, а климат в январе и феврале напоминает холодное, дождливое лето северной Германии, великолепное расположение и живописные окрестности города доставляют большое наслаждение и в это время года. Корфу до сих пор живет за счет благ, некогда подаренных острову английским господством. Построенные англичанами отличные дороги, пусть уже и частично разрушенные, до сих пор обеспечивают связь между важнейшими точками острова, и английский водопровод, к счастью, все еще работает. До недавнего времени обитатели Корфу жили в старинном феакском уюте благоденствия, о чем им напоминают многочисленные старые оливковые деревья. У людей даже не было надобности собирать урожай, они просто ждали, пока оливки сами упадут на землю, и подбирали неиспорченные. Но в последнее время цены на масло упали из-за керосина, и даже обитателям Феакии приходится потрудиться, чтобы заработать на хлеб. Теперь основное внимание уделяется виноградникам, которые требуют гораздо большего труда, но и приносят намного больше выгоды, чем оливковые рощи. В некоторых районах острова приходится с грустью наблюдать, как вырубаются старые, живописные оливковые деревья, чтобы освободить место для доходных виноградников. Почти единственные иностранцы, приезжающие сюда надолго, – французские торговцы, скупающие вино. Благодаря большому количеству красного пигмента местное вино очень хорошо подходит для производства бордо. Раньше экспорт вина с острова был запрещен, обитатели Корфу хотели пить его сами. Наше время не терпит постоянства, меняются даже древние обычаи!

В конце февраля, когда зацвели фруктовые деревья, мы покинули Корфу и отправились в Неаполь, надеясь, что там лучше погода и больше развлечений. Но Апеннины еще были в глубоком снегу, даже прекрасный Везувий укутался в легкое снежное покрывало, а в Неаполе шли еще более обильные и частые дожди, чем на Корфу. Тем сильнее мы обрадовались встрече с другом Дорном и его чудесной семьей. Четыре недели спустя мы отправились в Амальфи, но только в Сорренто нам наконец улыбнулось долгожданное голубое итальянское небо. Там я впервые почувствовал, что ко мне вернулись силы – мы с женой отправились на прогулку, рассчитывая найти место с красивым видом, и добрались до самого высокого пункта в окрестностях – монастыря Дезерто. К сожалению, мое желание еще раз посетить Везувий так и не исполнилось из-за плохой погоды. Но я был очень рад снова увидеть вулкан, ведь мы привязываемся к вещам и людям, которым благодарны. В 1878 году, когда я поднимался на Везувий, его регулярные взрывоподобные извержения столь явно указали мне на причину активности, что круг моих представлений о земных недрах и таящихся внутри них силах значительно расширился.

В начале мая мы вернулись на родину, и мне, увы, пришлось перенести еще одну сильную лихорадку. Теперь, когда мне счастливо удалось победить и этот недуг, я надеюсь, что болезненный период старости закончился, и я смогу спокойно и радостно провести закат жизни в кругу любимых людей.

Я уже не раз говорил о своих братьях и о том, какое значительное влияние они оказали на мою жизнь, но я чувствую себя обязанным вкратце более связно рассказать об их судьбе.

Прежде всего, я хочу вспомнить брата Вильгельма[244], к несчастью, покинувшего нас так рано. О том, как он ступил на берег чужой страны, без знакомств, связей, с весьма ограниченными средствами, и дослужился до высокой должности, подробно поведало перо знаменитого англичанина мистера Поля. Многие иностранцы, в том числе немцы, добивались успеха в Англии, но чаще всего это происходило благодаря исключительному везению – сюда можно отнести и единичные материально выгодные открытия. Вильгельм добился большего, он завоевал народную любовь англичан. Еще при жизни и, что даже более удивительно, после смерти его считали ведущим ученым, который расширил познания в естественных науках и привел страну к технологическому прорыву.