Как я любил тебя

Как красивы закаты. Но мне нравится восходящее солнце. Каждое утро, если небо не затянуто тучами, я смотрю, как оно поднимается ввысь, становясь все ярче и горячее. И тогда я, хрупкий и недолговечный, чувствую, что и во мне живет маленькое, как зернышко, солнце, горит и светит.

— Ты думаешь, только в тебе, Дарие?

— Нет! В каждом человеке, в каждой твари, во всем живом, что есть на земле, светится солнце. Будь то орел. Или пчела. Или самая что ни на есть козявка, которую и глазом-то не увидишь. И однажды солнце в тебе склонится к закату. А покуда оно высоко — оно то ярко сияет, то прячется в тучах. Светится во мне солнце, и я радуюсь жизни — смеюсь, играю, пою, пляшу. Весь мир — мой! Я все могу! Но стоит моему солнцу одеться тучами, как все вокруг омрачается, становится тягостным, тоскливым, ненужным. Глаза тускнеют. Рот кривится горькой усмешкой. Голос звучит резко, неприветливо. В такие минуты ко мне и не подходи, я не щажу никого — ни друга, ни врага.

Но когда глаза у меня светятся, губы улыбаются — душа поет, будто флуер или скрипка. Слышишь? Ты не можешь не слышать. Ведь в тебе тоже горит маленькое, как зернышко, солнце… Закат! Когда-нибудь и для тебя наступит закат…

Я любуюсь закатом,
но люблю —
люблю я восход.
К вечеру люди устали,
и деревья устали,
и даже травы.
Они устало смотрят на солнце,
на стрекоз, кузнечиков, зайцев…
И солнце смотрит на мир
устало, устало, устало…
И земля устает,
устает от собственной ноши…
Только ветер дует без устали после заката,
только лисы без устали кружат вокруг села,
только совы становятся зрячими после заката…

Ветру не хочется спать. Он дует и дует. И лисы крадутся в ночи, заметая следы пушистыми хвостами… Бесшумно вылетают совы из своих дупел. Тихонько садятся на колокольни и телеграфные столбы. Садятся и таращат огромные желтые круглые глазищи.

— Дарие, скажи, почему совы таращат свои огромные желтые круглые глазищи?

— Чтобы выследить нетопыря. И нетопыри летают только ночью. Совы не умеют щурить свои большие круглые и желтые глаза, потому и не смотрят на солнце, потому и видят только ночью…

— Откуда ты знаешь, Дарие, что́ видят совиные круглые желтые глаза?

— Этого я не знаю.

— А не знаешь, и молчи.

Молчу. Молчу и смотрю на небо. Вот блеснула первая звезда. Смотрю, смотрю, смотрю… Вторая звезда засияла… Четвертая… Пятая. Их, наверное, уже сто… или тысяча… или больше…

Перевод М. Кожевниковой.

ВОЛЧИЦА

Ветерок нежно поглаживает жухлые травы. Пахнет сухой землей и сеном. На небе в бездонной глубине сияют, как и каждую ночь, звезды. Ночной воздух кажется неподвижным. И земля, на которой я вытянулся, подложив под голову руки, тоже кажется неподвижной. Но теперь, после того как на коньке-горбунке я проскакал по всему белу свету, знаю, что воздух, засеянный звездами и утыканный разными светилами, вовсе не такой неподвижный. Известно мне, что и земля не покоится недвижимо.

Среди ночной тишины откуда-то издалека, с поля, доносится мычание волов. Слышен собачий лай. Сначала я подумал, что это лает Жучка-злючка. Потом сообразил, что лает не Жучка-злючка, а Волчок, пестрая и грязная дворняжка нене Стэнике. Поднимаю голову. В двух шагах от меня, свернувшись калачиком, спит мой дружок Кривой Веве. Я встаю, подхожу к нему, дергаю за ноги и бужу. Он протирает глаза. Еще не совсем проснувшись, он спрашивает меня:

— Я долго спал?

— Час, два от силы.

— Ты тоже спал?

— Нет. Я летал.

— Где ты летал?

Я показал на небо. Кривой Веве смеется:

— Ты совсем рехнулся, Дарие. Наверное, у тебя мозга за мозгу захлестывает.

— Ничего я не рехнулся. Если я говорю, что гулял среди звезд, ты должен верить.

— Ладно! Положим, я тебе верю. Тогда расскажи, что ты видел.

— Звезды, светила и опять — звезды, светила.

— А еще что?

— А больше ничего.

— Я слышал, что звезды будто бы из серебра, а светила — из золота. Если это правда, то не худо было бы сунуть за пазуху несколько звездочек, да и светил прихватить. Я бы их сейчас к Томе Окы отнес и обменял на настоящие деньги. Мы бы с тобой разбогатели.

— Нет, Веве, и звезды не из серебра, и светила не из золота. Если б было так, то не такой уж я дурак, чтобы возвращаться с неба с пустыми руками.

— Из чего же тогда сделаны звезды? А светила из чего сотворены?

— Светила — из огня, как и солнце. Иные звезды тоже огненные. Другие — из камня, из земли и даже из пара.

— Врешь ты, Дарие. Камень не может светиться. Земля тоже не светится. А что до пара…

— Дело твое. Веришь — хорошо. Не веришь…

Решаю больше никому не признаваться, что летал на коньке-горбунке среди звезд и светил и видел оттуда, сверху: небо черное, как смола. Некоторые не верят и тому, что у медведя нет хвоста. Говорят: есть.