Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

И нас тогда очень выручало то, что мама прекрасно шила. У нее от ее бабушки остался драгоценный подарок — старенькая машинка «Зингер». Так на этой машинке мама много лет и себя обшивала, и брата, и меня. Отцу ее рукоделье тоже было по душе, потому что никто в округе не мог так пошить папе галифе, как она, да и тот же любимый им френч.

Я это к чему? Да к тому, что до самого десятого класса у меня не было ни одной купленной вещи. Даже зимнее пальто она мне сшила сама: как сейчас помню, серое такое, в черную елочку из очень толстого материала. Как она его пробила на своем «Зингере»? До сих пор не понимаю.

Когда мама что-то для меня шила, то обязательно со мной советовалась. И так, с ее легкой руки, прослыл я в станице страшным модником. Да и на первом курсе в университете одевался я исключительно у личного модельера по имени Зоя Горбачёва в швейной мастерской под названием «Мама и Ко».

А еще маме удалось найти работу сельского библиотекаря. Сначала со мной бабушка дома сидела, а после ее смерти перед мамой встал вопрос: куда деть ребенка, если надо работать? Ответ: забрать его с собой в библиотеку. Что мама и делала. В итоге я вырос в прямом смысле слова между книжными полками. У меня тогда был специальный матрасик, который мама мне сшила. В одной из комнат библиотеки, под которую отдали большой частный дом, я на этом мамином матрасике и жил: спал, ел, играл. И, конечно, читал.

Сначала я перечитал все имеющиеся на полках сказки, потом всю фантастику, потом и более серьезную литературу. И то, что мама брала меня с собой на работу, а я с пеленок жил своей жизнью между книжными стеллажами, сыграло не последнюю роль в моем бессистемном образовании.

И еще. Я всю свою жизнь помнил и помню сейчас ни с чем не сравнимый запах книг, книжной пыли. И лучше его для меня на всем белом свете ничего не существует.

Во времена жизни в маминой библиотеке у меня была разработана своя система чтения. Книги я читал целыми собраниями сочинений, полками, по авторам — в алфавитном порядке. Причем иногда дочитывал начатое из чистого упорства: мне уже и не слишком интересно было кого-то читать, не все же одинаково нравится, но я должен был этого автора добить!

И если продолжать про книги, то есть у меня еще одна история. Когда я учился на втором курсе в университете, денег всегда не хватало, поэтому очень нужна была работа. Так случилось, что в Ростове-на-Дону только-только построили в микрорайоне Западный новый троллейбусный парк. Пригнали чешские троллейбусы, и на всех этих троллейбусах были шелковые такие веревки — толстые, витые, страшно прочные и на вид просто роскошные. За них водитель троллейбуса поднимал или опускал штанги. Так вот эти веревки местные ловкачи повадились срезать. Веревка-то просто шикарная, в хозяйстве всегда пригодится.

И тогда троллейбусный парк кинул клич в студенческом общежитии, мол, кто может — помогите, приходите сторожить. Я на этот отчаянный призыв тут же откликнулся и по ночам отправлялся сторожить эти троллейбусы и гонять злоумышленников, чтоб веревки не крали. Ночи были длинные, особенно осенью и зимой, а спать никак нельзя. Надо что-то делать. Вот я в студенческой библиотеке соседнего университета договорился, что буду брать у них книги. И пока сторожил свои троллейбусы, прочитал всего Оноре де Бальзака — 24 тома. Коричневые такие толстые книжки. Так вот ночами лежал на письменном столе в бытовке и читал Бальзака.

А если вернуться назад, к раннему детству, то я хорошо помню бабушку Сашу — маму моего отца. С которой мы сначала вместе жили, а потом она рано умерла — мне лет семь исполнилось. Когда я был еще под бабушкиным присмотром, у нас в станице не было электричества. Его провели только в 1962 году.

Конечно, мы не сидели при свете лучин, а жили, как все строители коммунизма, кого не коснулся ленинский план ГОЭЛРО, с керосиновыми лампами и керогазом. Керогаз — это плитка на газу, где разогревали еду. Ну а что такое керосиновая лампа — тоже понятно: емкость с керосином, фитиль, который вечно надо было подрезать, и стеклянная колба, защищавшая огонь.

Но зато было у нас радио. Такое, как в фильмах про войну часто показывают: толпа у столба, черная тарелка и голос Юрия Левитана: «От Советского информбюро: наши войска…»

Я на всю жизнь запомнил эту атмосферу, когда мы с бабушкой по вечерам слушали радиоспектакли. Электричества нет, горит только эта самая керосиновая лампа, полумрак, и комната, полная голосов… Тогда, кстати, прекрасно ставили все эти радиопьесы, особенно классику. А еще я любил детективы, Агату Кристи к примеру.