Коммунисты, помнится, нас, президентскую команду, тогда сильно третировали. Обзывали всякими нехорошими словами. Вроде как даже рядом им стоять было со мной невозможно. А я тогда показываю на свою фамилию Зюганову и говорю: «Глядите — мой родственник Рейхстаг брал. А у вас есть тут кто?» Думаю, КПРФ тогда чуть своего лидера не потеряла — так он разозлился, а сказать ничего не мог.
Но это так — парадная часть контактов. А была еще огромная каждодневная работа с коллегами из ФРГ по проблеме российских немцев. Помнится, моим визави был Хорст Ваффеншмидт{95}
, который еще с конца 1980-х занимался российскими немцами. Вернее, не только российскими, но и польскими, румынскими, казахскими, украинскими и всеми прочими. Он для них открыл возможность репатриации в Германию, а потому «постсоветские» немцы называли его своим апостолом. Его статус федерального уполномоченного по делам переселенцев соответствовал моему рангу вице-премьера, поэтому мне поручили заниматься этим вопросом — дескать, тут тебе и национальная и региональная политика вместе.После распада СССР «немецкий вопрос» стал особенно острым. Дело в том, что русским немцам так и не вернули их автономию на Волге, а потому с падением Берлинской стены одни начали требовать восстановить историческую справедливость на месте, а другие организованно двинулись на историческую родину. Правительство ФРГ, которое в начале 1990-х принимало из постсоветских стран по 200–230 тысяч переселенцев и тратило миллиарды на их интеграцию, быстро поняло, что дешевле решить проблемы русских немцев в России, чем устраивать их в Германии. Вдобавок эти люди хотя и считались репатриантами, но имели уже другой менталитет, традиции: ведь первые немцы появились на Руси еще в IX веке, а в Поволжье Екатерина II их начала массово селить в XVIII веке.
В общем, была создана комиссия, где мы с Хорстом стали сопредседателями. Ездили в Омскую область, Тамбов, Саратов, изучали ситуацию, выслушивали людей. С политической точки зрения наша активность в итоге стимулировала принятие закона о национально-культурной автономии. И это, кстати, стало одним из решений задачи: как обеспечить нации возможности для самоопределения, если не собираемся восстанавливать республику? Как уйти от территориальных вопросов? Потому что, как и в случае с возвращением на родные земли высланных Сталиным чеченцев, немцев тоже никто на их прежней территории особо не ждал. То есть территориальная реабилитация вела к росту напряженности на местах, к межнациональным конфликтам.
Поэтому первая национально-культурная автономия, которую мы создали в 1997 году, была немецкой. Она называется Федеральная национально-культурная автономия российских немцев.
Как китайцы наш опыт на Гонконг примеривали
Китайские коллеги глубоко интересовались переменами в нашей стране еще с конца 1980-х, а с 2012-го мне приходится взаимодействовать с ними просто каждый день, потому что мы «строили-строили и, наконец, построили» совместный университет в Шэньчжэне, где я стал первым проректором и председателем ученого совета.
В свое время, как вице-премьер и министр, отвечавший за регионы, я много и серьезно занимался вопросами Сибири и Дальнего Востока и, соответственно, любимым сюжетом левых и правых про то, что китайцы скоро отберут у нас половину страны. Поэтому, чтобы понимать, что реально происходит, приходилось детально разбираться и в политике нашего «давнего друга и великого соседа», и с разными структурами встречаться — официальными и общественными, налаживать диалог и взаимопонимание.
Среди калейдоскопа этих событий особенно мне запомнились встречи с Ван Даоханем{96}
, очень известным и уважаемым в КНР человеком, соратником Дэн Сяопина, бывшим мэром Шанхая, а на момент нашего знакомства — председателем китайской Ассоциации за развитие связей между берегами Тайваньского пролива. Если говорить прямо, то он занимался по факту вопросами возвращения Тайваня, а попутно Гонконга и Макао под юрисдикцию Китая. Но главное — он был учителем Цзян Цзэминя, китайского лидера тех лет.Ван Даохань был уже в солидном возрасте, но дай бог любому тридцатилетнему обладать такой живостью ума и любопытством ко всему новому. Его очень интересовали наши проблемы с региональными конфликтами, вернее, как мы их решаем.
Я подробно рассказывал Ван Даоханю о своей методике урегулирования конфликтных ситуаций с помощью договоров. Моего гостя очень заинтересовала идея разграничения полномочий между центром (всем государством) и регионом (частью государства, объявившей о своей независимости). Я показал ему на примере договоров с Чечней и Татарстаном, как эта схема работает.