Читаем Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина полностью

Потом, когда на Кутузовском проспекте вторую колонну танков обогнали, мы слегка задумались, хотя нас никто не останавливал. А вот когда приехали в Белый дом, совершенно пустой, да еще в кабинете вместо программы новостей услышали знакомые с детства звуки «Лебединого озера», а потом сообщение о создании комитета ГКЧП, то уже всё поняли. Схватили мы с Виктором Васильевичем что было под рукой: по-моему, пишущую машинку, факс, еще что-то, и на этой же машине сначала в центр Москвы вместе с танками приехали, а оттуда — навстречу танковым колоннам — вернулись в Архангельское сразу на дачу Ельцина. Кстати, сколько я сказок на эту тему потом прочел — и от Хасбулатова, и от Собчака, и от прочих. Все почему-то пишут, что Ельцин сначала страшно испугался и растерялся. Но это далеко от правды. Всё происходило иначе.

Заявляю со всей ответственностью, что Борис Николаевич не был напуган, хотя, может, в душе, как любой нормальный человек, и занервничал. Но виду не показал, собрался с мыслями и сразу пытался понять, что происходит, и получить по максимуму всю имеющуюся информацию. Очень быстро выяснилось, что Архангельское по периметру окружено спецназом КГБ — отрядом «Альфа». По территории этого комплекса маленькая речушка Десна протекала, забор стоял, и возле него в кустах ребята такие крепкие в форме и с оружием уже сидели и ждали команды.

Поэтому мы не стали терять время на то, чтобы пообсуждать, сидя в Архангельском, что к чему, а приняли достаточно на тот момент спонтанное решение — всем немедленно выдвинуться в Белый дом. Теперь, с высоты прошедших лет, я понимаю, что это было правильное решение, потому что команды задержать на даче к тому времени бойцам «Альфы» не поступило, и нашу колонну машин без всяких проблем выпустили из поселка. И это, я теперь уверен, была первая ошибка ГКЧП.

Когда я уже во второй раз за это утро уезжал в Москву, на дорогу к даче, где мы жили, выскочили оба моих мальчишки. Старшему сыну Сергею тогда пять лет было, а младшему Мише всего два годика. И с какими-то перепуганными такими глазенками они меня провожали, и такого никогда в моей жизни не было, поэтому это запомнилось. Как рассказывала потом жена, они ничего не понимали еще, но весь день сидели, как мышата, прижавшись к ней.

Они этого не помнят, а у меня навсегда отпечаталось: яркое солнечное утро, синее небо и два мелких мальчишки на пороге: увижу, не увижу… Признаюсь, было страшно. Чем это всё закончится, никто же тогда не знал.

Юрист с пистолетом и музыкант с автоматом

Дальше прямо в машине по дороге в Белый дом я написал часть обращения Ельцина к народу, в которой дал конституционно-правовую оценку произошедшего. Как-то неожиданно для себя самого в голове практически в одно мгновение по памяти сложились все статьи Конституции, которые однозначно и убедительно доказывали, что в стране совершен государственный переворот. На этой конструкции строились все другие фразы и действия. Именно этот документ, а потом уже и сама декларация были подписаны президентом прямо на танке возле Белого дома.

И вот, я думаю, важным элементом позиции российского руководства в лице Ельцина и поддержавших его соратников была быстрота юридических действий. Хотя к тому моменту ГКЧП перекрыл нам все каналы связи (интернета тогда не было, а телефоны, факсы и все прочее, естественно, оказались для нас недоступны), почему-то по-прежнему действовала фельдсвязь. Видимо, забыли в суматохе. И мы просто с фельдъегерской службой первые указы и первые обращения президента Ельцина к народу России сумели за пару часов по всей стране разослать, на все каналы телевидения.

И это была вторая ошибка ГКЧП и наш второй успех: победа, пусть не полная, но все же, в информационной войне, в информационном противостоянии.

Что было потом? Попытки взять ситуацию под контроль, решить, как будем действовать в данной ситуации. Были совещание за совещанием, подготовка к защите, выдача оружия.

Я сам с пистолетом Макарова ходил, правда, забыл, откуда он взялся. Но очень четко помню, как он у меня в кармане брюк болтался и своей тяжестью этот карман очень неудобно оттягивал. А я бегу куда-то и думаю: «Сейчас споткнусь, и эта штука сама стрельнет мне в ногу. Вот весело будет». Поэтому я так аккуратненько пистолет из кармана вытащил и положил под диван в кабинете.

Шли часы. Ничего не происходило. Все мы ежеминутно ждали штурма, особенно ночью. Готовились к нему.

Каждое правительственное здание, Дом правительства и Верховного Совета на Краснопресненской набережной в том числе, кстати тогда относительно новый, лет за десять до этого построенный, было оборудовано современным бомбоубежищем.

Ельцин принял решение спуститься в бомбоубежище и дал команду, кто должен туда с ним последовать. Помню, как по лестнице Лужков с супругой спускались, как Хасбулатов шел ступенька за ступенькой с потухшей трубкой во рту.

Перейти на страницу:

Все книги серии 90-е: личности в истории

Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина
Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Эта книга открывает серию «90-е: личности в истории». Ее автор – государственный советник по правовой политике, вице-премьер и министр российского правительства в 1990-х, депутат парламента четырех созывов, создатель Партии российского единства и согласия, заслуженный юрист России, профессор Сергей Шахрай. Мемуары охватывают не только девяностые – время политического взлета автора, но и многие события, случившиеся до и после этого переломного десятилетия в истории страны. Шахрай-юрист профессионально внимателен к фактам. Но его книга – не сухое перечисление имен-дат-событий, а воспоминания, полные драматизма и страстей, пронизанные духом того времени. Автор без прикрас пишет о своей политической карьере, честно оценивает обстоятельства и собственные поступки, стараясь извлечь из прошлого уроки для будущего. Мемуары Сергея Шахрая населены множеством ярких личностей: Борис Ельцин, Анатолий Собчак, Сергей Алексеев, Виктор Черномырдин, Евгений Примаков, Юрий Лужков, Михаил Мишустин, Жак Ширак, принц Чарльз и многие другие современники появляются на страницах не как персонажи парадных портретов, но как живые люди со своими достоинствами и недостатками. Писать мемуары о «горячих» девяностых – непростая задача. Автор понимает это и рассчитывает на читателя, который готов увидеть не черно-белую картину, а многоцветную и объемную реальность новейшей истории своей страны.

Сергей Михайлович Шахрай

Публицистика
Пойти в политику и вернуться
Пойти в политику и вернуться

«Пойти в политику и вернуться» – мемуары Сергея Степашина, премьер-министра России в 1999 году. К этому моменту в его послужном списке были должности директора ФСБ, министра юстиции, министра внутренних дел. При этом он никогда не был классическим «силовиком». Пришел в ФСБ (в тот момент Агентство федеральной безопасности) из народных депутатов, побывав в должности председателя государственной комиссии по расследованию деятельности КГБ. Ушел с этого поста по собственному решению после гибели заложников в Будённовске. Всегда был открыт для прессы. Подшучивал над собой. Когда его, генерал-полковника, утверждали на пост премьера, сказал: «Я не Пиночет, моя фамилия Степашин». И к удивлению друзей и оппонентов, был утвержден Государственной Думой на высокий пост с первого раза, что в те годы бывало нечасто.До августа 1999 года Сергей Степашин считался одним из самых реальных кандидатов на президентское кресло. Прогнозы не сбылись. Сожалеет ли об этом Степашин? Почему политическая карьера сложилась так, а не иначе? Были ли в этой карьере поступки, в совершении которых автор мемуаров раскаивается? Что для него в политике было и остается самым важным? Простых ответов на эти вопросы у Степашина нет – есть искреннее желание над ними думать. И не лукавить при этом перед собой и читателем.Это воспоминания того, кто пошел в политику и вернулся человеком.

Сергей Вадимович Степашин

Документальная литература
Я закрыл КПСС
Я закрыл КПСС

«Я закрыл КПСС» — мемуары Евгения Савостьянова, заместителя председателя КГБ СССР и заместителя директора Федеральной службы контрразведки России в начале девяностых. Назначение на работу в спецслужбы для демократа и антикоммуниста Евгения Савостьянова было неожиданным. Но девяностые годы XX века в России были полны подобных поворотов в судьбах людей. Автор этих воспоминаний лично участвовал в «похоронах» Коммунистической партии Советского Союза, снимал гриф «секретно» с истории Бутовского полигона, где в годы сталинских репрессий были расстреляны тысячи человек, первым наладил контакт с антидудаевской оппозицией в Чечне, отвечал за кадровую политику в администрации президента Ельцина. Среди тех, с кем его столкнула судьба, были Андрей Сахаров и Михаил Горбачёв, Юрий Лужков и Владимир Гусинский, Сергей Степашин и Анатолий Чубайс. Читателя ждут встречи с этими и другими политиками, правозащитниками, бизнесменами, которые в той или иной степени повлияли на ход истории в девяностые годы.В мемуарах Евгения Савостьянова много ранее не известных широкой публике фактов и деталей, которые сохранились благодаря его дневникам. Автор не претендует на беспристрастность — и это большой плюс книги. В этой книге есть боль и радость, сомнения и попытки осмыслить пережитое. А значит, у читателя появляется возможность понять людей, которые когда-то поверили в то, что Россия может стать свободной демократической страной.

Евгений Вадимович Савостьянов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное