Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Какой фактор перевешивал? Наверное, оба имели равное значение. Сами переговоры шли очень непросто, мы много раз возвращались к одним и тем же болевым точкам. Может быть, психологически ситуацию сдвинул с места один случай, о котором я часто рассказываю. Однажды делегация республики приехала с новым вариантом договора, и в нем мне бросилось в глаза то, что система мер и весов — метрология — была записана в исключительные полномочия республики. Сидим в красивом зале в Кремле, обсуждаем текст. Я пишу Борису Николаевичу записку: «Спросите, пожалуйста, у Минтимера Шариповича, а чем татарский метр отличается от русского?» Ельцин спросил. Пять секунд паузы, затем раздался хохот. Все, включая татарстанскую делегацию, вдруг поняли, что в отстаивании суверенитета уже дошли до абсурда. А оказывается, русский и татарский метр одинаковы, как, впрочем, и килограммы.

Если чуть-чуть вернуться назад, в 1992 год, когда принималась Конституция Татарстана, то с одобрения экспертов Венецианской комиссии в ней было уже записано и принято, что Татарстан — независимое суверенное государство. Дальше последовала бы точка невозврата. А договор 1994 года возвращал нас к соединяющему стороны мосту, к точке соприкосновения.

Поэтому еще одно значение договора — это восстановление конституционного пространства страны. На основании этого акта республика стала постепенно возвращаться к нормальным отношениям с федеральным центром. В Татарстане состоялись выборы депутатов Государственной думы и членов Совета Федерации, президента России. А это фактически, да и юридически означало признание общенационального суверенитета. С международно-правовой точки зрения всё это означало возвращение Татарстана в конституционное поле Российской Федерации и урегулирование вопроса о суверенитете и целостности государства. В Венецианской комиссии «дело Татарстана» было сразу закрыто.

Думаю, что мирное разрешение конфликта — это заслуга во многом Шаймиева и Ельцина. Модель политического урегулирования сработала, договор так в итоге и был назван: «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий».

С формальной точки зрения Татарстан получил на тот момент большие полномочия, включая сферу налогов, экономики. Но для федерального центра было важнее, что с помощью этих договоренностей удалось остановить эскалацию сепаратизма и качнуть ситуацию в обратную сторону. Договор стал своего рода мостом, или, как нынче принято говорить, «дорожной картой», по которой республика постепенно вернулась в общефедеральное конституционное поле. И если в политических заявлениях республиканских властей, в формулировках их документов еще долго сохранялась некая терминологическая фронда, то на практике всё было вполне адекватно.

Кстати, еще одна заслуга Шаймиева, да и нынешней команды Татарстана заключается в том, что, как я уже писал, они сумели конвертировать политическую самостоятельность в создание необходимых условий для социально-экономического развития. Республика многое успела сделать за эти годы: это и казанское метро, и улучшение нефтедобычи, и поддержка молодых семей. Татарстан стал примером в области эффективного регионального управления. Не зря лучшие кадры республики пришли потом на работу в федеральное правительство и в Большую Москву.

Мне вспоминается еще одна история, показывающая проницательность Минтимера Шариповича. Я уже работал в Счетной палате и привез в Казань проект закона о республиканской Счетной палате, как я его видел.

Шаймиев мне говорит: «Сергей, и зачем нам твоя Счетная палата? У нас в республике и без того дисциплина и порядок, Минфин всё проверяет, контролирует».

Думаю, как же объяснить-то, как убедить, что это неправильный подход, когда Минфин сам себя контролирует?

И нашелся аргумент, который родился тут же, прямо в ходе беседы. Я говорю ему: «Вам нужны инвестиции?»

«Конечно, — говорит, — нужны. Надо развивать КамАЗ, нефтяной комплекс».

«Так вот, — говорю, — если у вас будет сильный закон о независимом финансовом контроле…» Он: «Как независимый?» Я говорю: «Независимый от Минфина. Контроль будет зависеть от парламента и от вас, по принципу двух ключей. Если у вас будет независимая Счетная палата, то к вам придут иностранные инвестиции».

Он походил по кабинету, говорит: «А это мысль!» И до сих пор у республики лучший закон о Счетной палате среди всех других, даже лучше федерального.

***

А еще я на всю жизнь запомнил свой самый первый приезд в Казань после путча 1991 года. Думал, что живым оттуда не вернусь.

Всё началось на сессии Верховного Совета Татарстана, в зале заседаний. Татарстан, окрыленный обещаниями союзного центра, требовал от Ельцина статуса независимого государства. Я выступил с позиции центра. Потом были другие выступления, причем больше в защиту руководства республики. А потом мне говорят: что мы тут дискутируем? Вот там — под окнами — на площади собралась огромная, под сто тысяч человек, толпа. И настойчиво так предложили: пойдемте, посмотрите, послушайте, что народ говорит. Фактически вывели, вернее, вынесли меня в толпу.