Мне четыре года. Просплю еще десять ночей – и сравняется пять. Я долго лежу в постели, но мне тепло, а над ухом все время пищит комар. Я встаю и босиком выхожу в коридор. Пол холодный. Я хочу вниз, к папе, но на середине лестницы слышу в гостиной голоса. Сажусь на ступеньку, чтобы разобрать, кто это. Тетя Адди. Как же сердито она говорит. И голос папы тоже звучит резче обычного.
Я спускаюсь еще на ступеньку-другую.
– Она еще не готова, – говорит папа.
– Чепуха. Ребенку почти пять лет. Это ты не готов, Хейн, а ей в самом деле пора в школу. Привыкай.
Я бегу вверх по лестнице, чувствую, как из глаз текут слезы. Школа… Почему тетя Адди говорит об этом? Я надеюсь, что папа забудет, проснется утром и не вспомнит ни одного слова. Я не хочу в школу, не хочу играть с другими детьми, не хочу. Хочу просто быть дома, с папой и Калле. Хочу, чтобы так было всегда.
Мне вдруг становится очень холодно. Я надеваю толстые носки и забираюсь в постель, с головой под одеяло. И плачу, пока не засыпаю.
За завтраком папа об этом не заговаривает. Я тоже. Когда в обед мы едим бутерброды, я совершенно уверена, что папа все забыл. Но после ужина, когда мы уложили Калле в постель, он говорит:
– Сурикатик, иди-ка сюда.
Я подхожу, стою рядом, смотрю на свои носки.
– Тебе почти пять лет, пора в школу.
Эти слова – как удар в живот.
– Вот увидишь, там весело.
Он обнимает меня, крепко-крепко. Значит, он хочет оставить меня при себе, тоже не хочет, чтобы я уходила. Папа наверняка что-нибудь придумает. Не отправит меня в школу, я уверена.
И все-таки отправляет.
Однажды утром за завтраком папа говорит, что мы идем в Парковую школу, познакомиться. И вручает мне подарок: рюкзачок с моим именем и ярко-желтую кружечку. Я стараюсь рассердиться, но не выходит. Сказать я ничего не могу, в горле стоит здоровенный комок. Я чищу зубы, причесываюсь, еще раз чищу зубы, очень медленно. На дворе лето, но я надеваю толстую кофту и длинные брюки. Папа окликает: пора идти. Калле уже сидит в прогулочной коляске. Только когда мы выходим на улицу, моя злость вырывается наружу.
– Не хочу я в школу! – Я начинаю реветь. Кричу: – Я еще не готова!
Папа хочет идти дальше, но я стою как вкопанная. Он гладит меня по спине. А я реву и не могу остановиться, реву так безудержно, что меня едва наизнанку не выворачивает. Слезы и сопли ручьем текут по щекам. Калле тоже принимается реветь. Папа садится на бордюр, сажает меня к себе на колени. Никакого толку.
– Хейн, что происходит? – вдруг слышу я.
Это Лидвин из дома напротив.
– Катинке пора в школу, а она не хочет, – объясняет папа.
– Я еще не готова! – кричу я Лидвин. – Я не хочу, не хочу!
От крика у меня болит горло. Калле заткнул уши пальцами.
– Так не годится. Идемте-ка со мной, – говорит Лидвин.
Калле мгновенно перестает реветь. Кричит:
– Идем, идем!
Мы идем по дорожке к ней в сад. Лидвин ведет папу и Калле на кухню, наливает папе кофе, а Калле дает печеньку.
Берет меня за руку.
– Пошли, я кое-что тебе покажу.
По узенькой тропинке мы проходим в голубой деревянный садовый домик.
Когда она открывает дверь, я вижу не велосипеды, а книги. На полу и на полках по стенам. Еще там стоит стол с компьютером и большое удобное кресло, а рядом – лампа. Посредине комнаты – круглая черная печка с корзиной, полной дров.
– Смотри, – говорит она, показывая на книги, – это мои друзья. Когда умеешь читать, никогда не бываешь один и участвуешь во всем. Поэтому тебе надо идти в школу. Чтобы научиться читать. И писать, конечно. Писать – это самое замечательное, что только может быть. В приготовительном классе ты будешь вырезать и клеить, без этого тоже не обойтись. Но когда перейдешь в третий класс, то к Рождеству уже сможешь читать, наверняка. Оглянуться не успеешь, как начнешь сама писать рассказики.
– А как же тогда папа и Калле? – При виде уймы книг я перестала реветь, но теперь из глаз опять хлынули слезы.
– А что может случиться с папой и Калле?
– Ну, когда я буду в школе, папа забудет дать Калле воды и печеньку, и поменять подгузник, и…
– Вот оно что, – говорит Лидвин, – тогда давай договоримся так: я буду заглядывать к твоему папе и следить, чтобы все было в порядке, согласна?
Я киваю и утираю лицо рукавом. Мы возвращаемся на кухню.
– Папа, можешь вести меня в школу, – говорю я и смотрю на Лидвин.
Она мне подмигивает.