В Уримбе, составляющей обширный округ Кавенди, находится селение того же названия, населенное беглецами из Иомбега, которые предпочли дельту Лоаджери, хотя и крайне нездоровую местность — вроде дельты Рувизи — соседству султана Пумбуру, в южной Кавенди. Преследования победителей оказали влияние на их характер, сделав их весьма пугливыми и недоверчивыми к иностранцам; они ни за что не хотели пустить нас в свое селение, чему, откровенно говоря, я был очень рад, после того как бросил взгляд на обитаемую ими местность, над которою носились вредные испарения. Я уверен, что белый человек поплатился бы жизнью за одну ночь, проведенную в здешних окрестностях, тянувшихся мили на две с каждой стороны селения. Направившись к югу от селения, я нашел приличное для стоянки место у крайнего юго-восточного угла бухты Тонгве, в расстоянии полторы мили от высокого пика Киванга или Какунгу. По наблюдениям доктора мы находились под 5°54' южной широты.
Никто из туземцев не слышал о нашем сухопутном отряде, и так как дельта Лоаджери и Могамбази тянулась на пространстве около пятнадцати миль, и притом представляла одно из самых непроходимых мест, имевшее вид низменности, поросшей громаднейшими и тернистыми кустарниками, покрытой водой, то было совершенно бесполезно посылать наших людей за поисками нашего сухопутного отряда в столь негостеприимной местности. Нигде кругом нельзя было достать съестных припасов, так как жители окрестных селений сами находились в полуголодном состоянии и жили со дня на день, питаясь тем, что неблагосклонная судьба заносила в их сети.
На второй день по прибытии нашем в Уримбу я отправился во внутренность страны, поохотиться за дичью, в сопровождении Калулу, несшего великолепный двухствольный карабин доктора («Reily» № 12). Пройдя около мили, я наткнулся на стадо зебр. Ползя на четвереньках, мне удалось приблизиться к ним на сто ярдов; но я выбрал дурное место — низкий, колючий кустарник; летавшие вокруг меня мухи цеце, садившиеся на мушку ружья, жалившие мне лицо, хлопавшиеся о мои глаза, совершенно расстроили меня и, в довершение моего неудовольствия, усилия мои освободиться от шипов кустарника встревожили зебр, обративших внимание на подозрительный куст. Я выстрелил в грудь одному из животных, но, как и следовало ожидать, не попал в цель. Зебры ускакали ярдов на триста дальше, я выскочил на открытое место, поспешно взвел левый курок, прицелился в гордое животное, важно выступавшее впереди своих товарищей, и удачно попал ему пулею в сердце. Другим выстрелом я убил громадного гуся, у которого на передней части каждого крыла находилась острая, роговая шпора. Таким образом, у нас достаточно было мяса для перехода неизвестной страны, лежавшей между нами и Мрера, в Русава Кавенди.
Только на третий день после прибытия нашего в Уримбу мы встретились с другим отрядом. Наш громадный флаг, развевавшийся под самых высоким деревом близ нашего лагеря, был замечен отрядом в то время, как он поднялся на высокую, крутую гору, Нерембе, в пятнадцати милях от нас; сначала люди отряда приняли флаг за громадную птицу, но в толпе нашлись и более зоркие глаза, и под их руководством отряд прибыл в наш лагерь и был встречен, как встречают людей, которых считают погибшими, и потом оказавшихся в живых.
Здесь со мною повторился припадок лихорадки, благодаря соседству этой северной дельты, один вид которой производил на меня болезненное впечатление.
7-го января мы снялись с лагеря и двинулись к востоку, и — на родину для меня! Я покидал не без сожаления эти места. Я много провел на берегах озера счастливых и приятных минут, в сообществе самого милого собеседника. Здесь все дышало спокойствием, манившим меня подобно сирене, здесь неизвестны были ни ссоры, ни волнения, ни распри, ни поражения, ни надежды, ни разочарования; все дышало спокойствием усыпляющим и располагающим к лени, но все-таки приятным спокойствием. Сравнительно с этими преимуществами здесь было не много невзгод. К числу последних следует отнести лихорадку, отсутствие книг, газет, женщин одного со мною племени, театров, отелей, ресторанов, устриц и других лакомых кушаний, к которым привык образованный человек. Но прощаясь с этим тихим озером и высокими голубыми горами, которые по мере удаления от нас принимали более голубой цвет, у меня хватило смелости сказать прости без слез и без вздоха.