Как я отыскал Ливингстона

Саид бин Маджид, перед своим отъездом, отдал приказание предоставить в наше распоряжение его лодку для обратного путешествия, а Мени Хери любезно предложил к нашим услугам для той же цели свой громадный бот. Состав нашей экспедиции увеличился, так как к нам присоединился доктор и пять человек его прислуги вместе с багажом, и потому нам необходима была другая лодка. Мы запаслись козами и жирными овцами для путешествия по дебрям Укавенди, через которые я намерен был держать путь. Добрая Галимаха, кухарка Ливингстона, снабдила нас мешком прекрасной муки, какую только она одна и могла приготовить для своего обожаемого господина. Гамойдах, ее супруг, тоже оказал свое добровольное содействие в приготовлении этой важной статьи для путешественника. Я купил для доктора осла, единственного, которого мог достать в Уджиджи, чтобы во время продолжительного пути ему не пришлось иметь дело со своим старым врагом. Одним словом, мы вдоволь запаслись съестными припасами, овцами, козами, сыром, холстом, ослами и лодками и могли не опасаться голода долгое время; мы ничего не забили взять с собою.

Наступило 27 декабря, день нашего отъезда из Уджиджи. Мне приходилось, по всей вероятности, сказать вечное прости этому порту, имя которого никогда не изгладится из моей памяти. Лодки — большие выдолбленные деревья — нагружены всякою всячиною; гребцы на своих местах; английский флаг развевается на корме ливингстоновой лодки, а на корме моей лодки весело колышется американский флаг; глядя на них, я горжусь тем, что две англосаксонские нации имеют в этот день своих представителей на этом громадном внутреннем море, среди дикой природы и варваров.

Нас сопровождают к лодкам значительные арабские купцы, дивящиеся дети Униамвези, вагугга и важиджи, вольноотпущенные из Занзибара, свирепые варунди, которые в этот день спокойны, даже грустны, по случаю отъезда белых людей — «куда вы едете?» спрашивают они нас.

В 8 ч. утра мы трогаемся с места, посылая поклоны махающим нам руками арабам и всей толпе. Один или двое из них пытаются сказать несколько трогательных и чувствительных слов, особенно закоренелый грешник Магомет бин Сали, но хотя я наружным образом и не выражаю неодобрения его словам и не противлюсь его жарким рукопожатиям, но не без удовольствия вижу его последний раз, после его коварного поступка с Ливингстоном в 1869 году. Он усердно просит меня передать каждому в Унианиембэ «Менги салаам», но я не так глуп, чтобы исполнил его желание.

Мы удаляемся от глинистого берега, на котором расположена рыночная площадь, между тем как сухопутный отряд, не стесняемый поклажей, под предводительством исполинского Асмани и Бомбая, направился к югу вдоль берегов озера. Мы условились встречаться с ними у устья каждой реки и перевозить их с одного берега на другой.

Ливингстон поместился в лодке Саида бин Маджида, которая была на треть или около того короче моей, и поехал впереди; на корме его лодки развевался, подобно красному метеору, британский флаг, прикрепленный на высокой бамбуковой палке. Моя лодка — экипаж которой состоял из ваджиджи, нанятых для обратной перевозки лодок с мыса Тонгве к Уджиджи Бундер — шла позади; флагшток ее был гораздо выше, и на нем развевался прекрасный американский флаг, испещренный звездами и полосками. Его необычайная вышина задела за живое патриотизм и верноподданнические чувства доктора, заметившего мне, что он срежет для своего флагштока самую высокую пальму, так как неприлично, чтобы британский флаг был гораздо ниже флага Соединенных Штатов.

Наши солдаты с тою же радостью, как и мы, помышляли об обратном пути в Унианиембэ. Они затянули веселым хором бойкую песню занзибарских лодочников «Кинан де ре ре Китунга» и стали с бешенством грести, пока не вынуждены были сложить весла; пот с них лил градом. Отдохнувши, они снова налегли на весла, при звуках песни Мрима «О мама, ре де ми ки», которая имела на них сильное возбуждающее действие, так что они снова принялись грести как шальные. Такою-то бешеной гонкой, криками, песнями и хохотом выражали наши люди свои радостные чувства при мысли, что мы возвращаемся домой и при том дорогой, которая не представляла ни малейшей опасности.

Мы дали тягу от Вага! ха, ха!
Вавинца не будут больше нас беспокоить! хо, хо!
Мионву не получит от нас больше холста! хи, хи!
И Киала не увидит нас больше никогда! хе, хе!

пели гребцы с дикими взрывами хохота, сопровождаемыми сильными и частыми ударами весел, так что наши старые лодки дрожали от носа до кормы.