В таком случае я приказал бы каравану немедленно отступить к горе, лежащей выше Уджиджи, пробыл бы там дня два, и потом предпринял бы обратный путь, и рассказал бы миру, как странно меня встретил Ливингстон. Но знаменитый путешественник — истинный, благородный христианин, великодушный, чистосердечный человек, поступил как герой: он пригласил меня к себе в дом, сказав, что ему приятно видеть меня, и старался на деле доказать справедливость своих слов: «вы влили в меня новую жизнь»; а когда я заболел перемежающеюся лихорадкой и находился между жизнью и смертью, он ухаживал за мною как отец. Мы пробыли с ним более месяца. Удивительно ли, что я люблю этого человека, лицо которого служит отражением его характера, чье сердце — воплощенная доброта, цели которого так возвышенны, что я иногда с жаром восклицал: «Но, доктор, ваше семейство так сильно желает видеть вас. Я хочу убедить вас отправиться со мной на родину. Я обещаю, что доставлю вас здравым и невредимым до самого берега. У вас будет самый лучший осел, какой только есть в Унианиембэ. Каждое ваше требование будет немедленно исполнено. Оставьте пока в покое источники Нила — вернитесь домой и отдохните; затем, отдохнув с годик и восстановив свое здоровье, вы можете снова приехать сюда покончить начатое дело.»
Но каждый раз я получал в ответ: «Нет, действительно, я очень желал бы увидеть мое семейство. Письма детей производят на меня сильное впечатление; но я не могу отправиться домой, я должен окончить мой труд. До сих пор меня удерживал лишь недостаток средств. Я в это время окончил бы исследование Нила и проследил бы его до соединения с озером Беккера или с притоком Нила, упоминаемым Петериком. Если бы я продолжал путь еще в течение месяца, то мог бы сказать „дело сделано“. Но доктор Кирк продолжал посылать мне все невольников, а он должен был бы знать, что такое невольники. Я не могу понять, почему при найме людей он прибегал к услугам баниан».
Некоторые из этих людей, заставивших доктора прервать свои интересные исследования, находились еще в Уджиджи и хранили у себя выданные правительством Энфильдские ружья, утверждая, что они выдадут их не прежде как по уплате им жалованья; но так как они получили вперед по 60 долларов каждый от английского консула в Занзибаре, под условием, что они последуют за Ливингстоном всюду, куда он пойдет, и так как они не только не исполнили этого условия, но обманули его и даже мешали ему продолжать путь, то было бы дико допустить, чтобы несколько человек позволили себе такую дерзость в отношении Ливингстона, удерживая у себя ружья, выданные ему бомбейским правительством. Я слышал, как арабские шейхи, друзья доктора, громко убеждали их отдать ружья, но бунтовщики не поддавались никаким увещаниям; тогда я решился сам взяться за дело, как ради самих упрямых невольников так и ради арабов; я сказал им, что они должны благодарит Бога, что я застал Ливингстона в живых, и потому что если бы они тронули хоть волосок на его голове, то я вернулся бы назад к берегу и привел бы с собою людей, которые сумели бы отомстить им. Я ожидал, что ружья Ливингстона будут возвращены ему со дня на день, надеясь, что мне не придется прибегать к силе; но когда прошел месяц или более, а ружья все еще не возвращены, то я просил позволения взять их силою, которое и было мне дано. Сузи, слуга доктора Ливингстона — которого можно было бы оценить на вес серебра, если бы он не был неисправимым вором — немедленно был отправлен за ними с полдюжиной вооруженных людей, и через несколько минут ружья были доставлены без особенных хлопот.
Доктор решился сопровождать меня в Унианиембэ, с целию встретить вещи, посланные ему британским консулом из Занзибара. 1 ноября 1870 года. Так как он отправлялся под моим конвоем то я обязан был хорошо изучить различные пути из Уджиджи в Унианиембэ. Я вполне сознавал затруднения и ответственность, которые лежали на мне при сопровождении такого человека. Кроме того, мое личное самолюбие было здесь замешано. Если бы с Ливингстоном случилось какое-либо несчастие во время этого пути, то сейчас бы сказали «Ах! если бы его не сопровождал Стэнли, он остался бы жив и невредим».
Я вынул свою карту, сделанную мною самим, к которой я питал полное доверие, и начертил путь, который должен был привести нас в Унианиембэ, причем нам не пришлось бы заплатить ни одного доти холста и избежать всех вавинца и грабителей вагга. Этот мирный и безопасный путь лежал водой, к югу, вдоль берега Укаранга и Укавенди, до мыса Тонгве. Прибыв к мысу Тонгве, мы находились бы насупротив селения Итага, султана Имрера, в округе Рузава в Укавенди, после этого я отправился бы по старой дороге, по которой мы шли из Унианиембэ в Уджиджи. Я рассказал свой план доктору, и он тотчас же согласился с его удобоисполнимостью и безопасностью, и если мне удалось бы добраться до Имрера, как я предполагал, то тогда должно было обнаружиться насколько верна моя карта.