Как я отыскал Ливингстона

Суд, красивый араб, которого я уже назвал сыном Саида, сына Мажида, сказал: «мой отец рассказывал мне, как в его времена арабы могли свободно ходить по всей стране от Багамойо до Уджиджи, от Кильвы до Лунды и от Узенге до Уганды, вооруженные только одними палками. Эти дни уже прошли. Мы достаточно долго терпели дерзость Вагого. Суворуру из Узуи делал с нами все, что хотел; а теперь Мирамбо, взяв больше пяти тюков платья в день с одного человека, говорит, что арабские караваны пройдут в Уджиджи только через его тело. Неужели мы лишимся слоновой кости Уджиджи, Урунды, Карагваха, Уганды из-за одного этого человека? Я говорю война, война до тех пор, пока мы не растопчем его под нашими ногами, не разорим всей страны Уиове и Валианкуру и не будем в состоянии проходить всей страны с одного конца до другого с одною палкою в руке!»

Всеобщее одобрение, последовавшее за речью Суда, лучше всего доказало, что у нас непременно будет война. Я подумал о Ливингстоне; каково ему будет идти в Унианиембэ через страну, находящуюся на военном положении?

Узнав от арабов, что они хотят быстро покончить войну, самое большое в две недели, так как до Уиовега было всего в четырех днях ходьбы, я вызвался сопровождать их; нагруженный караван я хотел довести до Мфуто, оставить его там под охраной пяти человек, а с остальными 8 присоединиться к арабской армии. Я надеялся, что после поражения Мирамбо и лесного бандита Руга-Руга можно будет отправиться в Уджиджи по прямой дороге, теперь недоступной. Арабы были уверены в победе, и я разделял их надежды.

Военный совет кончился, затем принесли большое блюдо с рисом и кэрри, которые были изобильно приправлены миндалем, лимонами, виноградом и коринкой, и мы, занявшись этим царственным угощением, в минуту забыли весь наш воинственный пыл. Мне, как не магометанину, подали отдельное блюдо с тем же кушаньем, с прибавкой жареных цыплят, пирогов, сладкого хлеба, плодов, мороженного из шербета и лимонада, мускатных засахаренных орехов, изюма, слив и орехов. Камисc бин Абдулах доказал вполне, что воинственная душа соединяется у него с развитым вкусом, приобретенным под тенью маньифер во владениях его отца на острове Занзибаре.

Насытившись этими роскошными лакомствами, я отправился в сопровождении нескольких арабов в другие тембы Таборы. Когда я пришел к Муссуд бин Абдулаху, он показал мне место, на котором когда-то стоял дом Буртона и Спика, теперь срытый до основания и замененный другим. Дом Снея бин Амера не существовал более, на его месте возвышалась элегантная модная темба Унианиембэ, с высокой, изукрашенной резьбой дверью, медными звонками, большими, просторными комнатами — одним словом, дом предназначаемый в одно и то же время и для защиты, и для комфортабельной жизни.

Самый лучший дом в Унианиембэ принадлежал Амраму бин Муссуду, заплатившему за него 60 фразилахов слоновой кости, больше 3000. Очень хорошие дома могут быть приобретены за 20 или 30 фразилахов слоновой кости. Дом Амрама называется «Ту Зис» — «Бахерейн». Он сто футов длины и двадцать высоты, стены толщиною в четыре фута и чисто выштукатурены известкой. Большая дверь чудо резной работы, предмет восхищения столяров Унианиембэ. Каждая свая также изукрашена красивыми рисунками. Перед фасадом дома посажены гранатовые деревья, которые принялись здесь не хуже чем на туземной почве. Колодезь, по образцу устраиваемых на Ниле, доставлял воду для поливания садов.

К вечеру мы вернулись назад в нашу прелестную тембе, в Квигару, очень довольные всем, что видели в Таборе. Мои люди гнали пару быков и несли три мешка рису самой лучшей породы, дары гостеприимного Камисса бин Абдулаха.

В Унианиембэ я нашел караван Ливингстона, который, как помнят читатели, был в большом страхе, услышав что идет Кирк, английский балиуц. Все караваны должны были остановиться в Унианиембэ вследствие начинающейся войны, и я старался внушить Саид бин Салиму, что будет гораздо лучше, если люди Ливингстона перейдут в мою палатку, и я буду смотреть за имуществом белого человека. В сущности доктор Кирк никогда не просил и не уполномочивал меня заботиться об имуществе Ливингстона, так что я не имел никакого права вмешиваться в распоряжения начальника каравана. К счастью, Саид бин Салим согласился со мною, и люди и имущество перешли в мою тембе.

Однажды Асмани, сделавшийся начальником каравана Ливингстона, после того как прежний умер два или три дня тому назад от оспы, принес мне из палатки на веранду, где я писал, пакет писем, на котором в моему величайшему удивлению я прочел:

Доктору Ливингстону.

Уджиджи,

1-го ноября, 1870.