Как действовало на пациентов то, что студенты наблюдали за ними? Этот важнейший вопрос сильно беспокоил меня, когда я замечал, какими нервными становились члены группы, если студенты сидели за зеркалом. Я старался успокоить пациентов, напоминая, что студенты-психиатры подчиняются тем же правилам конфиденциальности, которым следуют профессиональные психотерапевты, но это помогало мало.
Тогда я поставил эксперимент: попытался превратить раздражающее присутствие наблюдателей в позитивный опыт. Я попросил членов группы и студентов поменяться местами на двадцать минут до конца встречи. Таким образом, члены группы, сидя в комнате наблюдения, стали свидетелями моего послегруппового обсуждения со студентами. Этот шаг мгновенно оживил как процесс терапии, так и преподавание! Члены терапевтической группы с живейшим интересом слушали наблюдения студентов, связанные с ними, а студенты ощущали на себе такие пристальные взгляды, что стали уделять больше внимания своим наблюдениям над группой.
Со временем я добавил еще один шаг: у членов группы появлялось столько чувств в связи с комментариями и поведением наблюдателей (которые, по их мнению, часто оказывались более закрепощенными, чем сами члены группы), что им требовалось дополнительное время для обсуждения своих наблюдений за наблюдателями. Поэтому я добавил дополнительные двадцать минут: студенты возвращались в наблюдательную комнату, а мы с пациентами возвращались в комнату групповых занятий и обсуждали комментарии наблюдателей. Я понимаю, что применительно к ежедневной практике это отнимает слишком много времени, но полагаю, что такой формат существенно увеличил эффективность как терапевтической группы, так и учебного процесса.
И это было абсолютным нововведением. Я в очередной раз благодарил судьбу за то, что не принадлежу ни к какой традиционной школе психотерапии. Я дал себе полную свободу создавать новые подходы и узнал о методах исследованиях результатов достаточно, чтобы проверять свои теоретические допущения.
Оглядываясь назад, я удивляюсь сам себе. Многие ветераны-терапевты поостереглись бы допускать посторонних к наблюдению за своей терапевтической работой, однако меня присутствие наблюдателей ничуть не напрягало. Эта уверенность не соответствует моему представлению о себе – где-то там, внутри, живет тот тревожный, скованный, сомневающийся в себе подросток и юноша, которым я когда-то был. Но в вопросах психотерапии, и особенно групповой терапии, я пришел к полному самообладанию, легко идя на риск и признавая свои ошибки. Эти инновации поначалу вызывали у меня некоторую тревогу, но мы с тревогой старые знакомые, и я научился проявлять к ней терпимость.
На свой восьмидесятый день рождения я устроил у себя дома ностальгическую вечеринку и пригласил всех своих ординаторов тех первых лет в Стэнфорде. Многие из них вспоминали свой опыт обучения групповой терапии и отмечали, что за весь курс их подготовки наблюдение за моей группой
Члены преподавательского состава не получают повышений за преподавание. Та самая избитая шутка – «публикуйся, или погибнешь» – вовсе не шутка: это факт академической жизни. Двадцать терапевтических групп в амбулаторном отделении предоставляли блестящую возможность для исследований и публикаций. На этом материале я изучил немало вопросов: как психотерапевту лучше всего готовить пациентов к групповой терапии, как составлять группы, почему некоторые участники перестают посещать группы на ранних этапах и каковы наиболее эффективные терапевтические факторы.
Продолжая преподавать групповую психотерапию, я осознал, что отчаянно нужен всеобъемлющий учебник, и что весь мой опыт – лекции, исследования и терапевтические инновации – можно обобщить в учебное пособие. Через пару лет работы в Стэнфорде я начал набрасывать план такой книги.
В этот период я поддерживал прочные связи с Институтом психических исследований. Там был коллектив новаторов – клиницистов и исследователей, таких как Грегори Бейтсон, Дон Джексон, Пол Вацлавик, Джей Хейли и Вирджиния Сатир. Целый год я проводил каждую пятницу на занимавшем весь день совместном курсе семейной психотерапии, который преподавала Вирджиния Сатир. Я зауважал эффективность семейной терапии – подхода, в рамках которого с терапевтом встречаются все члены одной живущей вместе семьи. В то время совместная семейная психотерапия была намного популярнее, чем сегодня, и я знал как минимум десяток психотерапевтов в одном только Пало-Альто, которые занимались исключительно семейной терапией.