Как я стал собой. Воспоминания

Когда я начинал заниматься этой темой, мне позвонили из Соединенных Штатов с сообщением, что мне только что присудили престижную Премию Стрекера по психиатрии. Я, разумеется, очень обрадовался, но ненадолго. Два дня спустя пришло официальное письмо с подробностями: от меня требовалось через год выступить с речью перед большой аудиторией в Пенсильвании. С этим проблем не было. Но далее я узнал, что в течение четырех месяцев должен представить монографию по теме на мой выбор, которую Университет Пенсильвании опубликует ограниченным тиражом.

Сочинение монографии было последним делом, за которое я хотел бы в тот момент взяться: начав заниматься писательским проектом, я становлюсь одержим только им и откладываю в сторону все прочие дела. Я уже подумывал отказаться от премии, но коллеги отговорили меня, и в итоге я пришел к компромиссному решению: я напишу монографию об экзистенциальных факторах в групповой психотерапии, и она сослужит двойную службу, став и монографией для Премии Стрекера, и главой в дополненном и исправленном переиздании моего учебника. Вспоминая этот момент, я полагаю, что это было начало работы, кульминацией которой стало появление моего учебника «Экзистенциальная психотерапия».

Блэк Бортон находится в Котсуолдсе, безмятежном районе южной Англии, славящемся своими ярко-зелеными полями, которые весной и летом пышно цветут. Местный детский сад, куда мы определили Бена, оказался выше всяких похвал, и вообще жизнь была превосходна, если бы не один момент – погода. Мы были разбалованы солнечной Калифорнией, а здесь в середине июня Мэрилин купила себе дубленку. К концу июля мы так «отсырели» и так изголодались по солнцу, что однажды дождливым утром оказались в туристическом агентстве в Оксфорде, спрашивая о наличии авиабилетов в ближайшее солнечное и недорогое местечко. Агент понимающе улыбнулась – ей уже приходилось иметь дело с хнычущими туристами-калифорнийцами – и организовала нам поездку в Грецию. «Вы с Грецией, – уверяла она нас, – станете лучшими друзьями».

Мы отправили Бена в подходящий летний лагерь в Винчестере, а наш сын Виктор, присоединившийся к нам в июне после окончания учебного года, поехал в молодежный велосипедный тур по Ирландии. После этого мы с Мэрилин сели в самолет до Афин. Оттуда на следующий день нам предстояло начать пятидневный автобусный тур по обещанному нам вечно солнечному Пелопоннесу.

Мы приземлились в Афинах с легким сердцем и готовностью исследовать новые земли, но наш багаж задержался где-то в дороге. У нас была при себе только ручная кладь, состоявшая в основном из книг. Мы нашли поблизости от нашего афинского отеля магазинчик, по счастью, еще не закрывшийся этим поздним вечером, где купили необходимые путешественникам вещи: бритву, крем для бритья, зубные щетки, пасту, белье и полосатый красно-черный сарафан для Мэрилин. Все следующие пять дней мы ходили в одной и той же одежде, а когда Мэрилин хотела поплавать, она надевала свою единственную футболку и мои трусы.

Наше возмущение из-за потерянного багажа вскоре испарилось, и мы привыкли путешествовать налегке. По мере того как шли дни, мы ловили себя на том, что посмеиваемся, глядя, как наши собратья-туристы с ворчанием загружают в автобус свои большие чемоданы, в то время как мы запрыгивали на свои места вольными птичками.

Не обремененные ничем, мы ощущали более глубокую связь с местами, в которых побывали: это были гора Олимп, где более двух с половиной тысяч лет назад состоялись первые Олимпийские игры; древний театр Эпидавра; место в горах, где находился Дельфийский оракул (Мэрилин там понравилось больше всего, своей красотой и величавой одухотворенностью оно напомнило ей французское Везле[29]). В конце поездки мы вернулись в аэропорт и там, к своему изумлению, увидели две наши дорожные сумки, кружившие на пустой багажной карусели. С несколько двойственным чувством мы забрали их и отправились к следующему месту назначения – на Крит.

В аэропорту Крита мы арендовали малолитражку и провели следующую неделю, неторопливо объезжая остров. Через сорок лет в памяти остались одни обрывки, но и Мэрилин, и я помним тот первый вечер на Крите, когда мы сидели в таверне и смотрели на лунную дорожку через воду канала, пролегавшего всего в полуметре от нашего стола. Мы дивились прежде не виданным закускам: бабагануш, цацики, тарамосалата, долмадес, пироги со шпинатом и с сыром, кефтедес… Они настолько полюбились мне, что на Крите я ни разу не заказал основное блюдо.

«Я ничего не хочу. Я ничего не боюсь. Я свободен». Мурашки пробежали у меня по телу, когда на следующий день я прочел слова Никоса Казандзакиса на его надгробном камне сразу за древними венецианскими стенами, окружающими город Ираклион, столицу Крита.