Как я стал собой. Воспоминания

В моей памяти всплыло лицо одной пациентки, писательницы, с которой я работал много лет назад. Бросив неоконченными два романа, она объявила мне, что больше никогда не начнет писать книгу, если только идея не явится к ней сама и не «укусит ее за задницу». Так вот, в тот день в Хантингтоне идея книги укусила меня за задницу, я отодвинул в сторону все прочие проекты и на следующий же день сел писать.

Процесс не вызывал затруднений. Еще в первые дни в Стэнфорде я завел папку под названием «Мысли для преподавания», в которую заносил идеи и иллюстрации из своей клинической работы. Сейчас я просто прошерстил эту папку. Я перечитывал свои заметки снова и снова, пока не находил ту, что была мне по душе, а затем наполнял ее содержанием на несколько абзацев.

Советы писались без определенного порядка, но под конец я просмотрел написанное и сгруппировал его в пять блоков.

1. Природа отношений между пациентом и терапевтом.

2. Методы исследования экзистенциальных тревог.

3. Проблемы, возникающие в повседневном ходе терапии.

4. Использование сновидений.

5. Опасности и привилегии роли терапевта.

Изначально я надеялся написать сотню рекомендаций, как в «Ста добрых советах землепашцу», но к тому времени, как я добрался до восемьдесят четвертого, папка была уже полностью выпотрошена. (Я начал снова наполнять ее, поскольку продолжаю встречаться с пациентами, и девять лет спустя, во втором издании, добавил еще одиннадцать советов.)

Идея названия книги была у меня с самого начала: я хотел изменить заглавие Рильке и назвать ее «Письмами молодому терапевту». Но когда я ее дописывал, случилось удивительное совпадение: издательство «Бейсик Букс» пригласило меня участвовать в обучающей книжной серии под общим названием «Письма молодому…» (терапевту, математику, диссиденту, католику, консерватору, повару и т. д.). При всей своей лояльности к «Бейсик Букс» я предпочел не участвовать в этой серии. Однако, поскольку издательство реквизировало заглавие Рильке, мне требовалось новое.

До «Ста советов терапевтам» я не дотянул, а «Восемьдесят четыре совета терапевтам» все в один голос забраковали. В итоге мой агент, Сэнди Дийкстра, предложила вариант «Дар психотерапии». Он не вызвал у меня особого восторга, но лучшего я придумать не смог, и с годами оно стало мне нравиться все больше.

Я писал эту книгу, противопоставляя свою психотерапию сжатому, заученному по учебникам, ориентированному на устранение проблемы когнитивно-поведенческому подходу, порожденному экономическим давлением. Я также боролся против склонности психиатров излишне полагаться на медикаментозную терапию. Эта битва продолжается и по сей день, несмотря на множество экспериментально подтвержденных данных о том, что исцеление зависит от глубины, теплоты, подлинности и эмпатии в терапевтических отношениях. Я надеялся, что «Дар психотерапии» поможет сохранить человечный подход к переживаниям пациентов.

С этой целью я намеренно говорю провокативные вещи. Я приложил большие усилия, чтобы научить студентов вещам, противоположным тем, что преподаются на поведенчески-ориентированных учебных программах. «Избегайте диагнозов». «Создавайте новую терапию для каждого пациента». «Позвольте пациенту быть значимым для вас». «Чистый лист? Забудьте об этом! Будьте настоящими». «Проводите проверку «здесь и сейчас» на каждом сеансе».

В нескольких главах «Дара психотерапии» подчеркивается важность эмпатии и повторяется древняя сентенция римского драматурга Теренция: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Одна из глав – «Эмпатия: взгляд из окна вашего пациента» – рассказывает одну из моих любимых клинических историй.

У моей пациентки на протяжении всего ее подросткового возраста были тяжелые, изматывающие, ожесточенные отношения с отцом, который во всем видел лишь плохое. В надежде на примирение и перемены, она с нетерпением ждала, когда отец повезет ее в колледж и они смогут побыть вдвоем несколько часов.

Но предвкушаемая поездка обернулась катастрофой: отец остался верен себе и долго и со вкусом ворчал об уродливом, загаженном мусором ручье, бегущем вдоль дороги. Она же не видела никакого мусора, ей казалось, что ручей прекрасен и чист. В результате девушка отказалась от мысли наладить отношения и погрузилась в молчание, и они провели остаток поездки (и жизни), отвернувшись друг от друга.

Много лет спустя ей случилось снова проехать по тому маршруту, и она была поражена, увидев, что там текут два ручья – по одному с каждой стороны дороги.

– На этот раз я была за рулем, – сказала она с грустью. – И ручей, который я видела из окна с водительской стороны, были именно таким уродливым и грязным, каким описывал его мой отец.

Но к тому времени, как она посмотрела из отцовского окна, было уже поздно: ее отец умер.

Так что смотрите из окна пациента, призываю я терапевтов, старайтесь увидеть мир так, как видит его пациент.