Как я стал собой. Воспоминания

Группа усердно работала полных два дня, и я был весьма впечатлен глубиной мысли и открытостью многих ее участников. После семинара один из психиатров, Айса Цермак, с которым мы поддерживаем контакт и по сей день, вызвался проводником и возил нас с Мэрилин по районам западной Турции, а затем доставил обратно в Стамбул. Оттуда мы полетели в Афины, где сели на паром и оказались на острове Лесбос. Мэрилин давно интересовалась поэтессой Сафо, которая жила на Лесбосе в VII веке до нашей эры в окружении своих учениц.

Едва сойдя с парома, я, к своему восторгу, увидел маленький центр проката мотоциклов, и мы отправились исследовать Лесбос на древнем, но вроде бы послушном мотоцикле. Ближе к вечеру, как раз когда солнце исчезало в океане, он испустил последний вздох и скончался у околицы небольшой деревушки. Пришлось нам провести эту ночь в полуразрушенном и заброшенном постоялом дворе. И Мэрилин почти не сомкнула глаз после того, как заметила какого-то крупного грызуна, пробежавшего по полу ванной комнаты.

К полудню следующего дня прокатный центр прислал нам на грузовике другой мотоцикл, и мы продолжили путь через гостеприимные деревушки, отдыхая в тавернах, болтая с другими гостями и наблюдая, как довольные жизнью седобородые старики пьют рецину и играют в нарды.

Я познакомился с Яннисом в 2002 году на конференции Американской психиатрической ассоциации в Новом Орлеане, где мне вручили премию Оскара Пфистера в области религии и психиатрии. Я был весьма удивлен присуждением такой награды и спросил комиссию, почему они выбрали меня, откровенного скептика в отношении религии. На что они ответили, что я чаще других психиатров обращался к «религиозным вопросам». После моего выступления, которое было впоследствии опубликовано как монография под названием «Религия и психиатрия» в греческом и турецком переводах (но более ни на одном языке), я обедал с Яннисом. И он передал мне приглашение Ставроса Петропулоса выступить в Афинах.

Годом позже мы прибыли в Афины и тут же на маленьком самолете перенеслись на Сирос, крошечный греческий остров, на котором у Янниса и Евангелии был летний дом. Я плохо переношу смену часовых поясов, поэтому предпочитаю иметь про запас пару дней, чтобы успеть акклиматизироваться перед выступлениями. Мы отдыхали на острове в маленькой гостинице городка Эрмуполиса, каждое утро завтракали домашними круассанами и вареньем из инжира, растущего на раскидистом дереве на переднем дворе. Согласно планам, два дня спустя мы должны были покинуть остров и отправиться на пресс-конференцию в Афины, но вечером накануне нашего отъезда персонал парома объявил забастовку, и Ставрос нанял для нас маленький четырехместный самолет.

Во время недолгого полета до Афин пилот беседовал со мной о моем романе «Когда Ницше плакал», который он, как оказалось, читал. Потом меня узнал в лицо таксист в аэропорту и во время поездки пересказывал мне свои любимые эпизоды из «Лжеца на кушетке». Добравшись до «Хилтона», я увидел, что на пресс-конференцию собралось около двадцати журналистов. Никогда прежде, ни в Соединенных Штатах, ни в какой-либо иной стране, я не проводил пресс-конференций. Никогда в жизни я не был ближе к образу настоящей знаменитости.

На следующий день две с половиной тысячи человек пришли послушать мое выступление в главном зале отеля. В вестибюле была такая толпа, что я смог попасть внутрь только окольным путем через подвальную кухню. Было заказано всего девятьсот пар наушников, и в последнюю минуту пришлось решать вопрос с синхронным переводом. Переводчица, которая готовилась работать с письменной копией моего выступления, впала в панику, но справилась – и справилась превосходно. Слушатели то и дело прерывали выступление вопросами и комментариями. Кто-то из зала принялся так громогласно честить меня за то, что я отвечаю не на все вопросы, что полицейским пришлось вывести этого человека.

После выступления, когда я подписывал книги, оказалось, что многие покупатели пришли с подарками – медом из собственных ульев, бутылками домашнего греческого вина, собственноручно написанными картинами. Одна милая пожилая женщина настояла, чтобы я принял от нее золотую монету, которую родители вшили в ее детское пальтишко, когда семья бежала из Турции.

В тот вечер я чувствовал себя совершенно обессилевшим, удовлетворенным и обласканным, но был озадачен масштабами этого признания. Однако что я мог сделать? Мне оставалось только плыть по течению и пытаться сохранить равновесие. Нагруженные дарами, мы вернулись в номер отеля и увидели там еще один подарок: корабль в два фута длиной, с надутыми ветром парусами, целиком изготовленный из шоколада. Мы с Мэрилин с удовольствием воздали ему должное.