Читаем Как я стал собой. Воспоминания полностью

На третий день Гоенка начал обучение медитации випассаны. Он велел нам сосредоточиваться на коже головы до тех пор, пока мы не почувствуем там какое-нибудь ощущение, к примеру, зуд или покалывание. А потом переместить внимание вниз, на лицо, дождаться какого-нибудь ощущения там и переходить к следующему участку тела – шее, плечам и так далее, пока мы не доберемся до подошв ног. И все это время не забывать о своем дыхании и постоянно помнить о непостоянстве.

Все последующие инструкции касались только обучения этой технике, которая, как неоднократно напоминал нам Гоенка, была личной медитативной практикой самого Будды.

Вдобавок к наставлениям и распеванию мантр Гоенка прочел несколько мотивационных лекций, причем почти все они меня разочаровали. Он уверял, что теперь мы богаты, что теперь у нас есть метод, позволяющий использовать наше время осмысленнее. Например, мы можем практиковать випассану, пока ждем автобус, и очищать свой разум, как садовник выпалывает в саду сорняки. Таким образом, подчеркивал он, мы будем иметь преимущество перед другими людьми, которые, дожидаясь автобуса, попросту зря тратят время. Эта последняя мысль – что випассана дает человеку преимущество над другими – показалась мне недостойной и противоречащей духовной идее Гоенки.

Через пару дней непрестанных поучений Гоенки у меня случилось откровение, которое полностью изменило природу моих випассана-практик. Я «поплыл». Начало казаться, будто мне на голову льют мед и он медленно стекает вниз, обволакивая все мое тело. Ощущения были очень приятными, тело словно гудело или вибрировало, и вдруг меня поразило озарение: я понял, почему столь многие приверженцы медитации предпочитают оставаться в этом состоянии неделями, даже годами. Ни забот, ни тревоги, ни ощущения своей отдельности – только небесная вибрация и тепло, струящееся вниз по телу и сквозь него.

Увы, это прекрасное неземное состояние продержалось всего полтора дня, и я никак не мог снова в него войти. Думаю, что если бы мы получали за медитацию випассаны оценки, мне следовало бы поставить непроходной балл. Кроме того, у меня полностью нарушился сон: во время ретрита я редко спал больше четырех часов, иногда пять. Отчасти дело было в таком количестве медитации, отчасти – в слепом соседе, вечно путавшем свое спальное место с моим и норовившем на него улечься, отчасти – в ночных сторожах, которые ходили вокруг ашрама всю ночь напролет, свистя в полицейские свистки, чтобы отпугнуть воров.

Время тянулось слишком медленно, и мною все сильнее овладевала скука. Я не мог найти себе иного занятия, кроме стирки одежды, и часто стирал свои вещи независимо от того, нуждались они в этом или нет, и даже то и дело проверял, насколько быстро они сохнут.

Время от времени я видел издали свою прекрасную спутницу из поезда, но, разумеется, мы не разговаривали, хотя у меня часто возникала уверенность, что она всматривается мне в глаза. Несмотря на ее предостережение о том, что мысли о будущем нарушают спокойствие, я часто воображал, как мы после ретрита снова встречаемся в поезде, уже без ее сестер. И изо всех сил старался развеять эту сладостную фантазию – уж такие-то фантазии наверняка мешают достижению равновесия.

Хуже всего был запрет на книги. У меня редко когда выдается день, чтобы я не прочел одну-две главы из какого-нибудь романа, но при регистрации на курс от меня потребовали расстаться со всеми моими материалами для чтения. Я не находил себе места, как наркоман в ломке. Заметив в своем рюкзаке мятый клочок чистой бумаги, я коршуном накинулся на него и, чтобы немного развлечься, огрызком карандаша набросал рассказ.

Я размышлял о словах своей спутницы из поезда: «Воспоминания о прошлом и желания будущего порождают лишь беспокойство». Теперь, с карандашом в руке, я взвешивал катастрофические последствия этой мысли. Я воображал, как Шекспир соглашается с этой фразой и решает не писать «Короля Лира». И не только Лир, но и все великие персонажи литературы умерли бы в зародыше. Да, прославление умиротворенности успокаивает, но цена, цена!..

После ретрита я сел в обратный поезд до Мумбаи и больше никогда не видел сестер-индианок. Перед отъездом из Индии я хотел побывать в Варанаси, духовной столице Индии; путь туда вел через Калькутту, которая открыла мне прежде не виданные глубины человеческих несчастий.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ирвин Ялом. Легендарные книги

Лжец на кушетке
Лжец на кушетке

Роман Ирвина Ялома "Лжец на кушетке" — удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения, облеченное в яркий и изящный язык прозы. Изменив давней привычке рассказывать читателю о внутреннем мире и сокровенных переживаниях своих пациентов, доктор Ялом обращается к другим участникам психотерапевтических отношений — к самим терапевтам. Их истории рассказаны с удиви — тельной теплотой и беспощадной откровенностью. Обратившись к работе доктора Ялома, читатель, как всегда, найдет здесь интригующий сюжет, потрясающие открытия, проницательный и беспристрастный взгляд на терапевтическую работу. Ялом показывает изнанку терапевтического процесса, позволяет читателю вкусить запретный плод и узнать, о чем же на самом деле думают психотерапевты во время сеансов. Книга Ялома — прекрасная смотровая площадка, с которой ясно видно, какие страсти владеют участниками психотерапевтического процесса. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Ирвин Дэвид Ялом , Ирвин Ялом

Психология и психотерапия / Проза / Современная проза / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее