Как я стала киноведом

Не скажу, что был он ангелом, случалось, бывал и резок, и придирчив. Но редко! Обычно — очарователен, доброжелателен, остроумен — его лукавая улыбка словно «подначивала» собеседника на шутку. Всегда был элегантен, даже в любой затрапезе. Хорошо пел, конечно, только для своих («Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…» или «Вот будешь большая, отдадут тебя замуж…»). Был радушным главой стола, сам прекрасно готовил. Аппетитно, ловко, изящно — телезрители могли убедиться в этом, когда в программе «СМАК» он демонстрировал приготовление своего коронного блюда — бараньей ноги. Но еще ловчее разделывал птицу, просто виртуозно! Помню, как у себя дома он принимал шведскую звезду Биби Андерсон, с которой вместе снимался в Стокгольме. В меню ужина была куропатка (за границей дичь — дорогой деликатес, а у нас по темноте стоила дешевле кур). И вот эти коричневые тушки были самолично зажарены хозяином и так элегантно убраны на тарелках с гарниром, что позавидовал бы ресторан «Максим»… Словом, талантлив он был во всем.

Да не погаснет свет его далекой звезды.

«Он между нами жил…»

Впервые опубликовано в журнале «Кинофорум» (2002. № 1).

Памяти выдающегося отечественного кинематографиста Народного артиста СССР Толомуша Океева

Московский год Толомуша — 2001-й

Весть о кончине ударила как гром среди ясного неба, пронзила…

Судьбе было угодно сделать так, что Толомуш Океевич Океев, этот редкостный Кинематографист-Мастер и уникальный человек, был особенно близок нам, его коллегам-москвичам, именно в 2001 году. В году, до конца которого ему не удалось дожить всего лишь чуть более двух коротеньких недель. В году, когда и по своим творческим планам и словно бы по тайному предчувствию разлуки Толомуш часто бывал в Москве. Для нас, его друзей, это был своего рода «год Толомуша Океева».

Ибо в апреле 2001 года под грифом Конфедерации союзов кинематографистов в Центральном доме кино отмечалось его 65-летие. «Не круглая дата», — возражали одни, а другие — их было большинство — настаивали на юбилее. Потому что не календарное число, а душевная потребность сочиняла и назначала это скромное, но знаменательное празднование. Хотелось заново вспомнить то, что именуют «вкладом» того или иного художника в избранное им искусство, конкретно — «вкладом Толомуша Океева» в сокровищницу нашего отечественного кино, которое, когда Толомуш в нем работал, называлось «советским», а теперь распалось на осколки, на разрозненные острова некогда могучего архипелага.

Толомуш Океев был, пользуясь старым советским словом, «активист» Конфедерации. К ее кораблю, который на якоре стоял по-прежнему в Москве, кинематографической столице Союза, припадали и мастера старшего поколения, испытывающие ностальгию по временам «межреспубликанской» творческой дружбы, и молодежь, ищущая гласности и контактов в своем «ближнем зарубежье», а не только на далеких западных фестивалях. Толомуш был среди первых, старших.

И, конечно, не потому, что не был «востребован» новым временем, наоборот! В числе самых просвещенных и знаменитых гуманитариев своего народа и своей страны, ныне суверенного государства, Толомуш Океев стал официальным представителем своей страны за ее рубежами, дипломатом высокого ранга, Полномочным Послом республики Кыргызстан в Турции.

Он работал и жил там прекрасно, грех было бы выражать недовольство! Любознательный, живой, обладающий прекрасной памятью, Океев быстро овладел турецким языком, по счастью, близким киргизскому, фундаментально изучил историю Турции. Анкара на несколько лет стала его вторым домом. Уютным домом, надо прибавить…

Все было хорошо — и климат, и природа, и солидный, размеренный образ жизни, подобающий послу… Но всегда точила тоска по кино, по сумасшедшему дому студии, по съемкам — «яд», испив которого, человек остается отравлен на всю жизнь. А тем более такой «многостаночник» от кинопроизводства, как Океев, который был и дипломированным звукооператором, и документалистом-профессионалом, а не только постановщиком игровых картин. Не любивший жаловаться, оптимист, всегда благодарный гостеприимной для него Турции, он грустно и тихо признавался: «Там мне скучновато…»