Как Исландия изменила мир. Большая история маленького острова

Саммит начался с того, что Горбачев отправил Рейгану сообщение с просьбой о «быстрой встрече один на один, скажем, в Исландии или Лондоне». Предлагаемое место имело значение. Они не встречались ни в одном из наиболее типичных мест, таких как Женева или Вена, потому что оба лидера хотели избежать давления и формальностей полномасштабного саммита. Главы государств не хотели сигнализировать о том, что собираются подписать крупный договор: это должна была быть просто полезная рабочая встреча. Во многих смыслах это собрание стало самым драматичным саммитом холодной войны.

«Рейган выбрал Рейкьявик», – с гордостью объявила исландская газета Morgunblaið в заголовке на первой полосе.

Встреча проводилась в особняке Хёвди, большом, несколько мрачноватом белом здании, построенном в 1909 году для французского консула и позже использовавшемся уже для британского консульства. Воспоминания одного из первых обитателей дома сообщают о призраке молодой утонувшей жертвы. Британский посланник, живший там в 1950-х годах, был настолько потрясен присутствием призрака, что настоял на переносе британского консульства. Он даже запросил на это специальное разрешение в министерстве иностранных дел. Сегодня официальная линия министерства иностранных дел Исландии гласит: «Мы не подтверждаем и не отрицаем, что в Хёвди есть призрак».

В призраках было дело или нет, но дурные предчувствия наверняка терзали Рейгана и Горбачева, когда они прибыли в ветреный октябрьский день на поспешно созванный двухдневный саммит. Горбачев, в свою очередь, не мог справиться одновременно и с экономической реформой, и с гонкой вооружений. Он уже предлагал ликвидировать все ядерное оружие в течение 15 лет. Между тем консервативные деятели в Соединенных Штатах донимали Рейгана, опасаясь, что он согласится на что-то просто ради соглашения. Как сообщается, чтобы успокоить своих сторонников, он сказал своему советнику: «Я не хочу, чтобы вы об этом беспокоились. У меня до сих пор остались шрамы на спине после того, как я воевал с коммунистами в Голливуде»[50].

Но оба лидера прибыли без больших переговорных команд. И в личном общении они добились поразительного прогресса.

Горбачев начал первым и немедленно «поднес дары», как вспоминал один из присутствующих, предложив пакет, который превзошел все американские ожидания. Он хотел уничтожить ядерное оружие средней дальности, угрожающее Европе, и сократить половину всех советских бомбардировщиков и ракет дальнего действия. Всю ночь делегации прорабатывали детали.

Утром Горбачев добавил условие: он хотел, чтобы исследования США в рамках Стратегической оборонной инициативы (СОИ) – программы милитаризации космического пространства – ограничивались лабораториями в течение следующих 10 лет. Горбачев сказал, что он хотел этого, чтобы укрепить Договор по противоракетной обороне, подписанный несколькими годами ранее и ратифицированный Сенатом США в тот день, когда Фишер и Спасский играли свою 10-ю шахматную партию.

Но Рейган отказался. По его словам, он дал американскому народу обещание о СОИ. Он сказал Горбачеву, что поделится результатами исследования, но Горбачев этому не поверил. Он призывал американцев пойти на уступки.

Рейган, со своей стороны, пообещал соблюдать договор о запрете космической обороны в течение 10 лет и сказал, что обе стороны должны отказаться от всех ракет дальнего действия. Горбачев, чтобы не отставать, сказал: «Почему бы не пойти дальше и не уничтожить все ядерное оружие?» «Их увлекли исторические идеи, которые они подарили друг другу», – вспоминает Александр Бессмертных из МИД СССР. В какой-то момент Рейган нарисовал Горбачеву картину возвращения в Рейкьявик через 10 лет: они уже старые, уважаемые лидеры, лично наблюдающие, как будет разобрана последняя в мире ядерная боеголовка. Они говорили об уничтожении ядерного оружия с легкостью, которая стала бы немыслимой всего несколько лет спустя.

Тем не менее условие – ограничивать исследования СОИ исключительно до лабораторных в течение 10 лет – оставалось. В отчаянии Рейган спросил Горбачева, не откажется ли он от исторической возможности из-за «одного слова» о лабораториях. Американцы попросили тайм-аут. Сидя в другой комнате, Горбачев высказал мнение, что, если они согласятся на сделку, мир может измениться навсегда.

Тем временем Рейган спросил консультанта, можно ли проводить их исследования в лаборатории. Советник сказал, что это невозможно. Обращаясь к другому, Рейган сказал: «Если мы согласимся, то не будет ли это соглашением просто ради согласия?»

И вот так сделка сорвалась.

Они подошли так близко – ближе, чем кто-либо ожидал. Но все было кончено. Когда они попрощались, направляясь к своим самолетам, Рейган сказал:

– Я все еще думаю, что мы сможем заключить сделку.

– Я не знаю, что еще я мог сделать, – ответил Горбачев.

По пути в аэропорт, чтобы вылететь из Рейкьявика, Рейган сгорбился на заднем сиденье, охваченный гневом. Он знал, что они были в шаге от согласия.