Как Исландия изменила мир. Большая история маленького острова

Матч Спасского – Фишера происходил летом 1972 года, незадолго до периода, известного как разрядка, когда отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами улучшались. Впервые прорыв произошел за год до этого во время чемпионата мира по настольному теннису в Японии, когда 19-летний парень, Гленн Коуэн, сел в маршрутный автобус китайской национальной команды и попытался с ними подружиться. Их лучший игрок, Чжуан Цзэдун, подарил ему фотографию гор Хуаншань, выполненную в технике шелкографии. Коуэн подарил ему футболку со знаком мира. Американская команда была не очень успешной и занимала 24-е место в мире, но когда их пригласили в Китай, они внезапно стали самыми важными дипломатами на Земле. Они посетили Великую Китайскую стену и сыграли несколько товарищеских матчей. Эффект был незамедлительным: через несколько недель Никсон объявил, что Соединенные Штаты ослабят запреты на поездки и эмбарго. Спустя несколько месяцев Киссинджер совершил тайный визит в Китай, а в феврале Никсон стал первым американским президентом, посетившим Поднебесную.

Казалось, оттепель была все ближе, поскольку все страны выигрывали от увеличения торговли и уменьшения распространения ядерного оружия. За несколько месяцев до игры Фишера Никсон также стал первым президентом США, посетившим Москву, где он встретился с Брежневым. Главы государств подписали несколько соглашений о контроле над вооружением и исследовании космоса. Игры теперь были чем-то средним между уловками, направленными на получение политического преимущества, и средством для поиска точек соприкосновения. Сразу после шахматного матча Фишера и Спасского была назначена «серия дружеских матчей» между сборными по хоккею СССР и Канады. Через несколько месяцев баскетбольные команды США и СССР встретились в финале летних Олимпийских игр. Спорт стал ареной соревнований идеологий, или, как выразился сам Мао Цзэдун: «Маленький мяч может сдвинуть большой мяч». Точно так же пешки Фишера и Спасского могли сделать ход гораздо более крупными фигурами.

Фишер был пешкой сверхдержавы в глобальной игре по запугиванию. Шахматы были для СССР тем же, чем бейсбол для американцев. Гроссмейстеры спонсировались государством, и на протяжении десятилетий ни один игрок за пределами Кремля не имел достаточной квалификации для участия в чемпионате мира. СССР владел этим титулом 24 года – почти столько же, сколько лет Фишеру. Было бы огромным ударом, если бы «советская шахматная машина» не смогла победить 29-летнего американца, который научился играть по инструкциям, купленным в кондитерской.

Фишер согласился продолжить игру – в небольшой комнате за кулисами. Таким образом началась шестинедельная шахматная война.

Фишер и Соми к этому времени стали такими близкими друзьями, что шахматист большую часть вечеров проводил в доме исландца. Он пренебрегал своим жилищем и вместо этого составлял компанию телохранителю и его семье. Когда военнослужащие на базе Кеблавик хотели пригласить своего соотечественника-американца на приветственный обед, он отклонил предложение, сказав, что пообещал присмотреть за детьми Соми, чтобы он мог сводить свою жену Асу в кино. Довольно престижная няня, не правда ли?

Возможно, он не был идеальным гостем: помимо гениального ума у Фишера был ненасытный аппетит. Находясь в доме Соми, он выпил столько апельсинового сока, что семья начала покупать его в огромных количествах прямо у оптовика. После еды, поглощаемой с рекордной скоростью, он часто растягивался на кушетке и размышлял до позднего вечера. Соми вспоминает, что Фишер всегда был яростным соперником, даже когда играл против Соми или его детей, будь то шахматы или любое другое занятие. «Я был лучшим пловцом, чем он, – вспоминает Соми, – но иногда я позволял ему побеждать, чтобы поддерживать его в хорошем настроении».

Вся эта гонка возникла задолго до того, как паранойя Фишера переросла в серьезное психическое заболевание. По словам Соми, за то время, пока он его знал, он никогда не упоминал евреев – это была тема, которая в конечном итоге переросла в паранойю (несмотря на то, что Фишер сам был евреем). В конце концов, холодная война была временем, когда параноидальность была почти что синонимом политической вовлеченности. Фактически каждому, кто принимал участие в матче, было можно – и даже должно! – быть параноиком.