Как испортить хороший текст. От кульминации до финала

Читатели романа «Война и мир» и других произведений Толстого наверняка заметили, что писатель хорошо знал этот рецепт.

Подглядывать за перипетиями жизни богатых и знаменитых намного интереснее, чем копаться в быту себе подобных. На этом интересе построен успех романов «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетёра» и многих других произведений обоих Александров Дюма – отца и сына. Этим привлекали читателей истории о мультимиллионерах, подобные «Трилогии желания» Теодора Драйзера. Замочные скважины роскошных особняков по сей день вызывают любопытство армии читателей глянцевых журналов, не говоря уже о зрителях маргинальных телешоу или бесконечных сериалов типа «Санта-Барбара», «Богатые тоже плачут» и «Великолепный век». Многие современные писатели пытаются перенести этот глянец в литературу, но сами остаются в положении подглядывающих.

У Льва Толстого – совсем другой случай. Он имел все основания описывать жизнь аристократов, недосягаемую даже для большинства дворян, поскольку принадлежал к высшему слою родовой знати, к сливкам общества. Родственные отношения связывали Льва Николаевича не только со множеством Толстых, среди которых знаменитостями были обер-прокурор Синода, министр внутренних дел и шеф жандармов граф Дмитрий Андреевич Толстой, литератор граф Алексей Константинович Толстой, авантюрист граф Фёдор Иванович Толстой – герой романа «Американец» – и персонаж того же романа, любимый художник императорской семьи граф Фёдор Петрович Толстой. Дальним родственником Толстому доводился Пушкин: родная сестра прабабушки Александра Сергеевича по материнской линии была прабабушкой Льва Николаевича. В той или иной степени родства с Толстым состояли дипломат, цензор и поэт Фёдор Тютчев; философ Пётр Чаадаев; поэт, князь Александр Одоевский; великий канцлер, князь Александр Горчаков; а ещё князья Волконские, Трубецкие, Ртищевы, Голицыны…

В этом отношении Толстого могли превзойти разве что члены императорской фамилии, но им сделаться свободными писателями-философами мешали служебные обязанности и придворные ограничения. А сам Толстой признавался:

⊲

Я аристократ потому, что был так счастлив, что ни я, ни отец, ни дед мой не знали нужды и борьбы между совестью и нуждою, не имели необходимости никому никогда ни завидовать, ни кланяться, не знали потребности образовываться для денег и для положения в свете и т. п. испытаний, которым подвергаются люди в нужде. Я вижу, что это большое счастье, и благодарю за него Бога, но ежели счастье это не принадлежит всем, то из этого я не вижу причины отрекаться от него и не пользоваться им. <…>

Я аристократ потому, что не могу верить в высокой ум, тонкой вкус и великую честность человека, который ковыряет в носу пальцем и у которого душа с Богом беседует.

Эту мысль применительно к литературе Лев Николаевич развил в статье «Несколько слов по поводу книги ˝Война и мир˝»: