А тот, кто назади стоит, смотрит спокойно, глаз не отводит. По виду, человек человеком. Не из княжеских слуг. Ратай, али ремесленник. Весен, почитай, заметно поболее, чем Алешке, будет. Ишь, серебряный весь, что голова, что борода. Хотя не стар, это и по глазам, и по стати видать. Впрочем, ежели по глазам - так вообще Алешкин погодок... Одет... Чего там, как все, так и он, ничего особенного. Сума через плечо, да палка в руке. Уж не волхв ли какой сыскался?
- Тебя-то, чего сюда занесло? Аль не видишь - гиблое место, не доброе...
- Чего занесло, про то сам ведаю, - неприветливо буркнул Алешка. - Клад выкопать собрался, ан лопату дома позабыл.
- А мешки, так понимать, по дороге растерял?
- Не без этого... Сам-то зачем заявился?
- Сам-то? - Незнакомец, отчего-то казавшийся Алешке молодым, вдруг осунулся и поник. Взгляд потух, голова свалилась на грудь. Весь он как-то потемнел, скукожился, и теперь, должно быть, по виду своему годился Алешки в пращуры. Некоторое время он молчал, а затем, когда Алешка решил, что тот вообще больше ничего не скажет, неожиданно ответил. - За дочкой пришел...
И так он это сказал, что слова насмешливые, тут же навернувшиеся молодцу на язык, как-то сами собой и пропали. Горе слышалось в них, такое, что сердце сковывало.
- Одна она у меня была, - продолжил между тем старик, теперь в этом сомнений не оставалось, - да и той люди окаянные лишили. Знаешь ведь, кто на месте этом жил?.. Увидал один из братьев доченьку мою как-то, глянулась она ему, он ее и увез. А как узнал я, да сюда подался, чтоб хоть как из лап злодеевых высвободить, здесь к тому времени только одни головешки и остались... С той поры и хожу вот, доченьку посматриваю...
И опять слова замерли у Алешки на языке. Хотел сказать: чего и ходить-то, коли ходить нечего, да не молвилось. Спросил, вместо этого:
- Ты что же, и с мертвого с него спросить хочешь?
- А мне все едино, что живой, что мертвый. Пущай как забрал, так и возвернет.
Рад бы Алешка помочь, да нечем. Коли у бедолаги разум от горя помутился, тут уж ничего не поделаешь. Вздохнул тяжко, потупился, глянул на старика, взял коня под уздцы и совсем было собрался уходить, как вдруг спросил зачем-то:
- А вот этого... как его... оборотня, в общем... Ничего не слыхал?
Старик некоторое время молчал, затем ответил:
- Через реку давеча переправлялся... Только в челн сел, откуда ни возьмись, волчина на берег выскочила. Громадная такая, что твой бык. Махнула в челн, как только не утопила. Села, и сидит. Смотрит глазами красными, и зубы скалит. Ну, мне куда деваться? Оттолкнулся шестом, правлю. Ан править-то я не горазд, сносит, челн-то. И вот как развернет его обратно к берегу, так волк на меня зубы скалит... Ну, переплыли кое-как. Он с челна сиганул, и был таков. Вот...
- А ты, часом, волка с псом бродячим не перепутал?
Старик не ответил.
- Значит, думаешь, оборотня через реку перевез?
Старик снова промолчал.
Видит Алешка, не рады его соседству, так и пусть его. Все одно помочь нечем. Хотел было про дочь спросить, да раздумал - нечего сердце отцовское попусту бередить. Прочь побрел.
Почти до дороги доплелся, а потом будто толкнуло что-то. Нехорошо человека так-то оставлять. Он, конечно, должно быть, не впервой сюда приходит, он, может, каждый день дочери дожидается, ан нельзя того допустить, чтоб обидел кто. Кто? Да хоть разбойники эти самые мертвые. Правда, их тут, похоже, не очень боятся. По крайней мере, не так, как Клык сказывал.
В общем, вернулся Алешка. Коня чуть в стороне оставил, сам к остаткам частокола подобрался, в три погибели согнувшись, глянул. Стоит старик там же, где и стоял. Застыл неподвижно, только легкий ветерок волосы да бороду пошевеливает. И долго он так стоять собирается? Ну да сколько не простоит, а раз уж все равно караулить, так чего бы и не осмотреться получше? Вон, дерево какое удобное, раскидистое. На него и влезать удобно, и развилка подходящая имеется, где приспособиться можно, как темнеть начнет. Старик, небось, ночи дожидается, когда для мертвецов самое время. Он, может, слово заветное знает. Конечно, Алешка во всякую там Навь не поверит, пока собственными глазами не увидит. Оно, конечно, неизвестно еще, что лучше: увидеть или ну его?..
Совсем извелся, пока темнеть начало. Хорошо, снеди да воды с собою прихватил, а так бы брюхо пустое на весь лес урчать начало. Всех перепугало бы, и кого надо, и кого не надо. Повечерял в кустах, снова из-за частокола выглянул. Стоит старик, что твой пень. Корни пустил, что ли? И зачем только караулить его взялся? Из-за сердца доброго, не иначе... Подался к дереву примеченному, забрался, пристроился в развилку так, чтоб сразу не слететь, караулит. Отсюда ему все как на ладони видать: и частокол, и пепелище, и старика. Того не подумалось, что коли ему видать, так и его тоже. Спохватился было, ан не слезать же с места насиженного. То рассудить: в темноте не больно-то и видно, а Навь - она по деревьям лазать не умеет. Так что на дереве в любом случае безопаснее, чем на земле. Хорошо б еще, месяц выглянул. Да облака небо не затягивали.