Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством

Искусство для King Mob Echo было «тем, с помощью чего можно продать любую другую фигню». Эта диалектика содержит ту же идею, что и неэстетичность дадаизма Дюшана: желание обойти вечный парадокс, согласно которому антихудожник, по словам Дюшана, «является таким же художником, как и другие». Для Макларена к этим другим относился и его сокурсник Фред Верморел, который разделял часто высказываемое Малкольмом презрение к поп-музыке, сформировавшееся под влиянием неизменного снобизма арт-колледжей, упрекавших поп-музыку в вульгарности. «Мы и в самом деле относились к подобной музыке и особенно к окружающей ее культуре свысока», – говорит Верморел. Нужно сказать, что, хотя Sex Pistols могли быть и грубыми, и резкими – порой до отвращения, они точно никогда не были вульгарными.

Если в том, что Джейми Рид был сильно увлечен идеями ситуационистов и тем, какое творческое воплощение они найдут в мире после 1968 года – в политической реальности постхиппи эпохи начала 1970-х, нет никаких сомнений, то насколько глубоко в них был погружен Макларен и вообще понимал ли он их, остается под вопросом. По мнению некоторых, социологи и историки рок-движения уже позже ухватились за удобные параллели в идеологии ситуационизма и практике панка, чтобы удовлетворить свою потребность выстроить аргументированную логику становления панк-движения, – запоздалое обоснование, как и в случае с признанием заслуг Таунсенда в создании его саморазрушительного драйва. Однако, вне всякого сомнения, Макларен – пусть даже он всего лишь интуитивно вел себя в соответствии с мировоззрением ситуационистов – так или иначе популяризировал относительно малоизвестное художественное движение.

В начале 1971 года Макларен посетил большую ретроспективу Энди Уорхола в галерее Тейт – что, по словам его биографа Иэна Маклея, упрочило его решение окончательно завершить свою продолжительную и не столь уж выдающуюся карьеру в качестве студента-искусствоведа. Позднее Макларен по-уорхоловски объявит, что «вместо того, чтобы тратить время на живопись, я решил, что буду работать с людьми, подобно тому как скульптор работает с глиной». Но еще больше, чем желание подражать примеру Уорхола как «социального скульптора» или чем формальная эстетика анархии, на своенравные амбиции Макларена повлиял тот урок, который он усвоил в свой первый день в арт-колледже: «провал должен быть фееричным» – и резонанс этой мысли с нестандартной моралью его бабушки. «Когда через восемь лет обучения меня выгнали из арт-колледжа, – позднее признавался он, – я лишь сказал, что теперь я должен придумать, как сделать этот провал фееричным, как создать побольше проблем».

Поэтому притягательность, которую представляли New York Dolls для Макларена, вполне закономерна. Хотя ему не удалось побывать на их выступлении на Уэмбли в 1972 году, когда они приехали поддержать группу The Faces, в статье в Guardian, написанной по случаю воссоединения группы в 2006-м, Макларен упомянул о том, как в свой тот самый визит в Лондон New York Dolls нагрянули в магазинчик Let it Rock. Они были абсолютно очарованы всей рок-н-ролльной атрибутикой, Макларен же был очарован ими. «Спустя месяцы мы снова встретились во время моей первой поездки в Нью-Йорк, – вспоминает он, – мы выпили вместе в баре Max’s Kansas City на Парк-авеню, практически в шаге от „Фабрики“ Энди Уорхола». Соответственно, тогда же Макларен впервые познакомился с музыкой группы: «Я был поражен, насколько это было ужасно. Как было больно моим ушам! А потом я рассмеялся – рассмеялся над собственной глупостью. Они были ужасны. Настолько ужасны, что это было даже хорошо. К четвертой или пятой песне я уже думал, что они до такой степени ужасны, что просто восхитительны. Я был сражен наповал».

Это показывает не только невысокое мнение Макларена о музыке New York Dolls, но и его презрительное отношение к музыкантству в целом. Во время учебы в Хэрроу у него завязались приятельские отношения с преподавателем истории искусств Теодором Рамо-сом, будущим портретистом королевы. Когда Макларен только начал брать уроки фортепиано, Рамос высказал ему свое мнение, что «занятия музыкой – это удел более недалеких художников». Также известен случай, когда Рамос публично унизил одного из своих наименее талантливых студентов, одарив его работу сомнительным комплиментом: «Нечто столь ужасное просто обязано иметь успех».