Как квакеры спасали Россию

Итак, работа в Бузулукском уезде завершилась, а квакерский офис в Москве оставался открытым, хотя число сотрудников там свелось до минимума. Чем мог заниматься небольшой форпост квакеров, что могли они делать в обстановке антирелигиозной кампании и нарастающего воинствующего атеизма? В январе 1925 года Рут Фрай, приехавшая в Москву из Лондона, встречалась с Ольгой Давидовной Каменевой. Каменева хотела знать конкретно, чем именно квакеры намерены заниматься, в чем должна была заключаться их работа. Рут Фрай записала в дневнике:

Нам показалось, что ей нужно объяснять наше затянувшееся присутствие, и я думаю, что она не очень осведомлена, чем же мы занимаемся. Она сказала, что всегда хорошо отзывалась о нашей работе, в чем я не сомневаюсь, и что она хотела бы, чтобы мы оставались, но она стала потом подробно рассказывать о нехватке помещений и дала понять, что весьма возможно, что нам не удастся сохранить за собой наш офис.

В том же 1925 году попытки квакеров открыть библиотеку, организовать обучение английскому языку были оставлены по причине негативной реакции со стороны советских властей.

В московском офисе имелись в наличии материалы на русском языке, рассказывавшие об Обществе Друзей, но не было читального зала и постоянного места для квакерских молитвенных собраний. Кто-то из британских Друзей предложил сотрудникам миссии начать давать уроки английского языка, тем самым информируя русских людей о деятельности квакеров. Эдвард К. Боллс, хорошо говоривший по-русски, на встрече с властями озвучил идею проведения занятий английским языком и создания библиотеки. Он вспоминал:

[Советские чиновники] не возражали против того, чтобы мы обучали профессорский состав… английскому, но намекнули, что это нежелательный прецедент: ведь уроки можно давать и частным образом… Что касается библиотеки, то здесь они не видят проблем, только немного нервничают, не идет ли речь о пропаганде квакерских ценностей.

Кроме Ольги Каменевой, Рут Фрай встретилась с Федором Ароновичем Ротштейном, одним из главных советских цензоров:

В отношении нашей идеи о комнате-читальне он сказал, что очень хотел бы встретиться с нами по этому поводу и посмотрит, что лично он может сделать.

Квакеры с опытом работы в советских реалиях понимали тонкости взаимоотношений с большевиками: те никогда не дали бы четкого и ясного согласия на всякую инициативу, исходящую от иностранцев. Ведь кто знает, как потом повернется линия партии, кому из московских товарищей была охота впоследствии отдуваться за свою близорукую политику в отношении каких-то «религиозников». Тем не менее талант и умение вести переговоры с советскими чиновниками Теодора Ригга, Артура Уоттса, Эдварда Боллса приводили к результатам, которые лондонские Друзья не умели адекватно оценить, будучи далекими от московских реалий. Как впоследствии выяснилось, пишет американский историк Д. Макфадден, именно стремление лондонского комитета решать все вопросы официально послужило причиной отказа советских властей дать разрешение не только на проведения занятий английским языком, но даже на открытие библиотеки и читального зала. Эдвард Боллс писал: