Как квакеры спасали Россию

Наркомздрав РСФСР поручил доктору Лебедевой рассмотреть предложения Хейнс, как-никак Вера Павловна являлась руководителем отдела материнства и детства, а также близко знала саму американку. В. П. Лебедева отклонила предложение, ответив, что, если квакеры действительно заинтересованы в развитии сестринского дела в России, пускай они лучше окажут финансовую помощь уже существующим школам. Мол, давайте деньги, а мы уж сами разберемся. Будучи до мозга костей советским человеком, хотя и поработав в 1912–1917 годах в Женеве, в университетской гинекологической клинике профессора Бейтнера в качестве интерна, доктор Лебедева имела минимальное представление о фандрайзинге. И все же Анна Хейнс – вместе с Фредом Триттоном, и. о. директора московского квакерского центра, – смогла убедить ее в необходимости учреждения именно отдельной структуры: это значительно упростило бы сбор средств за рубежом, втолковывала она Вере Павловне. Лебедева согласилась и предложила квакерам на выбор несколько строений, относившихся к ее научно-исследовательскому институту. Однако состояние зданий было столь плачевным, что только на ремонт потребовалось бы 22 000 долларов. Хейнс поставила свою подпись под соглашением с Наркомздравом об учреждении школы сестринского дела, отправив запрос в Филадельфию о возможности собрать такую сумму.

К концу июля 1926 года Комитет служения американских Друзей был готов начать сбор средств, причем у американских квакеров уже была договоренность с двумя благотворителями о сумме 15 000 долларов. Но внезапно Комитет решил пересмотреть свою позицию. Вилбуру Томасу, секретарю Комитета, стороннику работы квакеров в России, было сказано, что «финансировать столь крупные проекты на предлагаемых условиях и тем более гарантировать продолжение финансирования в течение пяти лет» неразумно. Лондон тоже сдержанно отозвался на предложение, дав понять, что английские квакеры «не могут обещать какого-либо финансирования в настоящее время».

Филадельфия сообщила Анне Хейнс, что денег на ее проект нет и не будет. Она пришла в отчаяние, умоляла Комитет не отказываться от ее плана, предлагала приехать в США и лично выступить перед широкой общественностью, принять участие в сборе средств. Она писала Вилбуру Томасу:

Какая жалость… упустить возможность открытия школы для медсестер из‐за отсутствия средств на ее содержание. Тот тип медсестры… который мы надеялись подготовить в результате обучения… был бы очень востребован в России, особенно в сельской местности. Ведь мы были первой иностранной организацией, которой власти дали добро на открытие в России образовательного учреждения. Эта работа осуществлялась бы исключительно в пределах Москвы… Мы ведь давно пришли к выводу, что полезна только та работа Друзей, которая предполагает оказание небольшой технической помощи, демонстрирующей наш дружественный настрой по отношению к России. Нельзя останавливаться ни перед чем в деле сбора средств для нашей будущей школы.

В 1926 году Наркомздрав дал квакерам уникальную возможность открыть иностранное образовательное учреждение в Советской России, однако противоречия между сотрудниками Комитета служения американских Друзей и усиливавшееся недовольство американских квакеров стилем руководства Вилбура Томаса (усугубленное разногласиями между британскими и американскими квакерами) нарушили планы Анны Хейнс.

Теперь у Анны не оставалось никаких резонов для того, чтобы оставаться в Советской России. Американские квакеры справедливо считали сомнительным предприятием вклад существенной суммы в проект, который в одночасье мог быть закрыт или у них отобран. Большевики ничего не теряли, выдвигая финансовые условия: согласятся американцы – отлично, откажутся – не велика потеря. Глядя на эту ситуацию из дня сегодняшнего, невольно думаешь, что такой поворот событий не только не содействовал развитию советского сестринского дела, но замедлил прогресс в деле обучения медсестер. С другой стороны, нет никаких сомнений, что у Анны Хейнс через несколько лет отобрали бы ее детище, и хорошо, если бы просто выслали из страны, а ведь могли бы обвинить во вредительстве, троцкизме, уклонизме и прочих злодеяниях и расстрелять либо отправить в лагеря. 18 октября 1926 года Анна Хейнс уехала из СССР.