Нельзя писать о животных, не признавая, что сам являешься одним из них. Это смущает. Это идет вопреки всему образованию и культуре. Мне пришлось воспринимать себя как одного из представителей одного из видов, приспособленного к определенному моменту в истории Земли и неразрывно связанного со многими другими видами. Всякий раз, когда я думал о справедливой жизни и смерти животных, у меня в голове были «субтитры»: все они когда-нибудь все равно умрут и нас тоже не станет. По сравнению с осьминогами мы живем долго, но очень коротко по сравнению с гренландскими акулами, которые могут прожить и пять столетий. Так или иначе, приходится признавать факт, подытоженный Гарри Грином, специалистом по змеям и одним из мудрейших биологов защиты природы: «Космос не волнуют отдельные жизни». Есть теория, что животные заставляют нас ощутить нашу собственную смертность, поэтому чем больше мы о них думаем, тем меньше им сочувствуем. В моем случае было не так. Мысль о том, что мы не задержимся на этой планете, должна лишь усиливать стремление успеть проявить доброту и сохранить для будущих поколений то, что мы застали.
Я считаю себя одним из животных, но признаю и то, что люди – очень особенные животные. Как выразился Алекс Тейлор из Оклендского университета, мы «удивительно склонны к сотрудничеству по сравнению со многими видами». Мы обладаем несравненной способностью планировать и передавать культурные адаптации нашим детям. Каждый день я вижу это в общении с дочерьми – может быть, не столько удивительную способность к сотрудничеству (время от времени мне приходится сдаваться), сколько передачу культуры. И это не движение в одном направлении. Когда я пытаюсь научить дочерей правильному обращению с животными, смысл и в том, чтобы изменить собственные привычки. «Улиткам будет хорошо или плохо?» – поинтересовалась Элиза, когда я попытался спасти свеклу, которую мы вместе с ней сажали. В процессе нашего общения я узнаю от них не меньше, чем они от меня.
Эта книга главным образом о том, что мы делаем неправильно. Но я надеюсь, что в будущем мы увидим, сколько у нас общего с животными, и будем пытаться не столько владеть ими, сколько стремиться найти им место с нами рядом. Если попытаться выразить одним предложением отношения с животными, которые я хочу видеть, оно было бы таким: целенаправленное одомашнивание – тупиковый путь, а дикая природа ведет нас в верном направлении.
Зимой 2019 года я познакомился с женщиной по имени Аманда Миллар. Она превратила часть дома в любительскую больницу для раненых летучих мышей, так как была уверена, что им следует дать шанс выздороветь или прожить положенный срок. «Поставьте себя на их место. Вы хотите, чтобы вас списали просто потому, что вы потеряли руку?» – рассказывала она мне, оговариваясь, что не может знать, о чем думают летучие мыши. Она тратила £1,5 тыс. в год на червяков, которыми кормила своих подопечных. «Бывает, что выпускаешь мышь на рассвете, она сталкивается с другими, и они начинают летать вместе. У меня от этого просто слезы на глазах», – вспоминала она.
Летучих мышей в Англии становится все меньше из-за исчезновения лесов и сокращения численности насекомых. Миллар связала меня с группой энтузиастов, которые изучают местные популяции и лоббируют установку приспособлений, которые немного облегчают им жизнь, – для летучих мышей есть, например, специальные кирпичи. Своими усилиями они пытаются компенсировать неспособность людей более фундаментально изменить наши города и сельское хозяйство.
Я поучаствовал в одном из их исследований в железнодорожном туннеле в Суссексе к югу от Лондона. Мы шли в полутьме, светя фонариками по кирпичной кладке. Летучие мыши были маленькие. Некоторые забивались в щели и были едва различимы. Их оказалось совсем не так много: в этом туннеле мы нашли около дюжины. У волонтеров хватало поводов для беспокойства – может быть, зима теплее, чем надо, или слишком мало мышей впало в спячку, – но в целом они возвращались довольные, и я тоже. По пути мы разговаривали о том, что люди негативно воспринимают летучих мышей отчасти из-за Дракулы, а отчасти из-за заболеваний. Но даже когда знаешь, что летучие мыши были носителями SARS, в больнице для летучих мышей Аманды Миллар и в суссекском туннеле мысль о том, что природный мир является источником болезней, не появляется. Тогда мы этого не знали, но в китайские больницы уже поступили первые жертвы коронавируса.