Как мы бомбили Америку

Во второй день я уже обслужил два стола. Правда, позабыл пробить чеки и перепутал пару заказов, зато широко улыбался и с удовольствием выговаривал: «йес, сэр» и «йес, мэм». Особенно мне понравилось «йес, мэм».

Завтраком нас кормили прямо в ресторане. Сэндвичи, вишневый пирог, который я принял за яблочный, кола. Все ледяное, даже пирожки. Я так питаться не привык. Во-первых, мне подавай салат, а во-вторых, я терпеть не могу ледяную еду. Мне в детстве внушили, что это вредно для горла и для желудка. Подозреваю, что это одна из тех родительских установок, которые содержат истину. Единственное, что мне удалось, так это плавить кубики льда в кипятке. Получалась теплая вода. Лед я зачерпывал в ледогенераторе, кипяток наливал из автомата. Машинное царство. В итоге у меня начался непроходящий насморк.

Бутылка «Столичной»

На следующий день насекомое предстало перед нами в размазанном по стене виде.

– Это не твоих рук дело? – обратился я к Юкке, указывая на склизкий след.

– Неа. Я в детстве лягушку укокошил, так меня мать так за уши отодрала, что я с тех пор пацифист.

– Наверное, Валдис. У них там фашистские парады устраивают, что ему стоило кузнечика убить, – предположил я.

– Парады в Латвии устраивают, а Валдис из Литвы.

– Все прибалты одинаковые. Кроме тебя, конечно.

– А что с прибалтами не так?

– Ну… все эти выебоны про независимость, про оккупацию, вся эта хрень…

– Какая хрень?! Ты сам рассказывал, как твой дедушка командовал танковой частью, вторгшейся в Эстонию в сороковом!

– Это была война, сто лет назад, не начинай.

– Что «не начинай»?! Гитлер со Сталиным разделили Европу. Твой дед ничем не отличается от немцев, которые въехали на танках в Польшу или во Францию.

– Юк, не кипятись. Плох тот солдат, который не выполняет приказ. Дед был солдатом, сто лет прошло…

– Всю мою семью посадили на платформу и отправили в Сибирь. Просто так, ни за что ни про что! Представляешь, что такое в ноябре месяце на открытой платформе кататься?! Дед художником был, его как в костюме с галстуком взяли, так он в галстуке за Урал и приехал. У матери зубы выпали, потому что она в лагере родилась, витаминов не было. А ты говоришь «приказ».

– Старик, не злись… Что было, не вернуть… Мы же друзья… они были врагами, а мы друзья…

– Все, замяли. Пойдем к Джеку.

Мы отправились наниматься к Джеку. У него был ресторан «Майкос», второй в долине. Там полагались чаевые. В свободное от гольф-клуба время мы решили вкалывать в «Майкосе».

Джек оказался восьмидесятилетним здоровяком. Живчик с лицом и голосом алкоголика, выглядящий лет на пятнадцать моложе. Бывший солдат. Ветеран всех войн двадцатого века. Стены холла «Майкоса» сплошь в орденах. Джек хриплым голосом поведал нам о своих подвигах. Показал медаль Чести Польского королевства и высшую награду Эфиопской империи. Затем продемонстрировал виртуозное владение русским матом. Приходилось иметь дело с нашими. Не ясно только, на чьей стороне. Хрипло хохоча и дымя сигаретой, Джек пригласил одного из нас вечерком поработать басером, то есть помощником официанта. Решили, что пойдет опытный Юкка.

В гольф-клубе день был тяжелый. Приходилось таскать ведра со льдом, ящики с вином и напитками. Раскладывать приборы и салфетки. Мне отчаянно хотелось высморкаться, но я культурно глотал сопли и улыбался. Пользоваться платком я не привык, да и сунуть его было некуда. Наряд официанта карманов не предусматривал. Чтобы не сперли ненароком какой-нибудь деликатес.

Мы ничего не ели ровно сутки. Поэтому вплоть до ланча я тихонько икал и напевал, чтобы заглушить бурчание в животе.

– Отнеси это в женскую раздевалку, – попросила Сигита, указывая на поднос с коктейлями.

– Не понял?

– Что, не бывал никогда в женских раздевалках? – Сигита заржала. – Дамы просили подать им напитки прямо в раздевалку. Вторая дверь справа по коридору.

Я ухватил поднос обеими руками.

– Не бойся, они не кусаются… наверное, – напутствовала озорная литовка.

Так как руки были заняты, в дверь я постучал лбом. Не сильно, только для звука.

– Войдите, – донеслось из-за двери.

На диванах вокруг низкого столика разместились четыре леди младшего пенсионного возраста с полотенцами на головах. Я поставил поднос на стол.

– Махито мне, скотч мне, – затараторили дамы, разбирая напитки.

Я взял поднос и собрался уходить.

– Ты откуда?

– Сори, мэм? – не понял я вопрос.

– Я спрашиваю, из какой ты страны, – по слогам произнесла дама с каштановыми кудрями, выбивающимися из-под полотенца.

– Я из России, мэм. Из Москвы.

– О, я была в Москве, там очень красивое метро.

– Прошу прощения, мэм? – я клял себя за тупое упрямство, которое проявлял в борьбе против материных уроков английского. Знай я язык нормально, смог бы поддержать с миллионершей светскую беседу, блеснуть чувством юмора и… кто знает. Может, бороздил бы сейчас волны Карибского моря на собственной яхте.

– Я говорю, что в Москве красивое метро, – леди обрисовала руками овальные своды, длинные эскалаторы и даже погудела на манер поезда, чтобы до меня дошло.

– Да, метро у нас ничего.

Другие дамы прыснули.