Как мы бомбили Америку

Каштановая пристально смотрела мне в глаза.

– У русских редко бывают темные волосы. И ресницы у тебя такие длинные…

– Что, простите?

– Айлэшес! – раздраженно выговорила дама, растопырив ладони над своими веками. Передо мной было моя мать, и я снова тупил на уроке английского.

– А, понял. Спасибо, мэм, – я улыбнулся, стараясь вложить в эту улыбку все обаяние.

Дамы рассмеялись.

– Ступай.

Каштановой было не интересно учить гастарбайтера языку. Ей требовался парень с навыками.

– Ну как? – с усмешкой поинтересовалась Сигита.

– Нормально, – с наигранным безразличием ответил я.

После работы я поплелся в коттедж отлеживаться. Юкка ушел басерствовать, а я мечтал только об одном – завалиться под одеяло. За окном лил теплый дождь.

В домике шли бурные приготовления. Одна мадам, живущая неподалеку, пригласила всех на пикник в саду. Виталик, Буч и Сигита с Валдисом активно собирались.

Сначала я отнекивался, огорченный собственной неповоротливостью в женской раздевалке, а потом подумал, почему бы нет, и присоединился к остальным.

В саду, принадлежащем пригласившей нас мадам, под шатрами стояли барбекюшницы, напитки и закуски. Мы как раз успели к ягодам со сливками и вискарю. Я врезал скотча, закусил ягодами. Снова врезал, закусывать не стал, а врезал еще раз. Полегчало.

Тем временем хозяйка, пятидесятилетняя дама с хорошей фигурой и кожей, буквально таяла от Буча. В ресторане его не видно, он с Валдисом моет посуду на кухне, а тут… Буч предстал перед богатой американкой во всей красе русского богатыря.

– Не хотите пива? – лебезила перед ним возбужденная бабенка, пользуясь любым предлогом, чтобы потрогать его мышцы.

– Давайте, – отвечал Буч. Тетка понеслась за пивом, а я подмигнул Бучу и выразительно обвел глазами шикарное поместье. Будешь, мол, как сыр в масле кататься. Буч смущенно усмехнулся. Миллионерша вернулась с несколькими бутылками. Одна перепала мне. Я принялся запивать виски «Туборгом».

Постепенно американские гости заодно с тихим очкариком, мужем хозяйки дома, рассосались, и остались только мы, изрядно набравшиеся.

– У меня есть русская водка, – заявила миллионерша, совсем распалившись. Она схватила Буча за руку и поволокла в дом. На его лице было какое-то сомнение.

После их ухода все сникли. Разговор не клеился. Думали о том, что происходит в доме.

– Пойду проверю, как они там, – высказался я.

– Я с тобой, – подхватил Виталик.

– И мы, – вскочили прибалты.

Непринужденно, как бы прогуливаясь, мы двигались к низким окнам дома. Одно из них было не зашторено.

Может, я плохой автор. Не могу создать интригу. Но зачем тянуть кота за хвост, когда и тупому ясно, что происходило за незашторенным окном дома. Я ведь не виноват, что жизнь так дьявольски предсказуема. Чтобы наткнуться на сюрприз, надо из кожи вон вылезти. Даже на Новый год, и то сюрпризов не дождешься. Помню, попросил у Деда Мороза набор фломастеров. Просыпаюсь первого января – набор под елкой. Разве это сюрприз?

Короче говоря, в комнате, обставленной в стиле охотничьих домиков, Буч натягивал миллионершу. Она стояла коленками на диване, отклячив зад, а Буч, возвышаясь в полный рост со спущенными джинсами, долбил ее, как отбойный молоток. Со стен смотрели головы оленей, и свадебные фотографии молодой миллионерши и очкарика, и портреты каких-то молодых ребят, видимо, их детей.

Огня в камине не было. В руках миллионерша сжимала бутылку дешевой «Столичной». Мы отошли от окна и вернулись в шатер.

Минут через пять подошел Буч, неся в руках «Столичную». Чуть позже появилась миллионерша.

– Что, уже все разошлись? – холодно спросила она.

– Да, похоже, и нам пора, – засобирались мы. – Все было так вкусно! Спасибо! – я даже поклонился.

– Возьмите с собой пиво и гамбургеры, – любезно предложила миллионерша.

Мы радостно сгребли все в бумажные пакеты.

– Спасибо за водку, – сказал Буч.

– Пустяки, – ответила миллионерша.

Мы потопали к себе в коттедж под дождем, который вдруг сделался проливным. Сигита запела:

– Солдат шел по улице домой и увидел этих ребят! – хриплый голос пьяной литовки, произносящей с акцентом известные слова, звучал заразительно. Сигита в облипающем мокром платье танцевала.

– Кто ваша мама, ребята-а-а?

– Спросил у ребят солда-а-т! – проорали мы в ответ.

И все вместе:

– Мама-а-а анархия! Папа-а стакан портвейна! Мама-а-а анархия!!!

На кухне пьянка продолжилась.

– Ну, как она, расскажи! – полезла Сигита к Бучу.

– Да никак, – отмахивался Буч, хотя ему явно льстил образ крутого ебаря.

– Надо с нее денег стрясти, – посоветовал Валдис.

– Давайте водку откроем, – предложил Буч.

– За победу! – провозгласил я, и мы чокнулись стаканами и чашками. Рюмок в домике для прислуги не нашлось.

– За победу!!! – грянули остальные.

Валдис ушел в сортир. Буч орал:

– Мама-а-а анархия! Папа-а-а-а стакан портвейна!

Сигита перестала петь, прильнула ко мне и нежно поцеловала. Ее синие, будто джинсовые, глаза были совсем близко, а губы мягко впивались в мои. Окружающий мир затуманился. Вошел Юкка.

– Я выпил стакан моющего средства, что делать?!

– Какое моющее средство? – спросила Сигита, сделав ударение на «а» в слове «какое».