Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Второе – имена. Нельзя сказать, что в списке присутствуют все поэты, чьи имена на слуху у читающей публики, но очень и очень многие. Есть имена, известные просто всем, есть широко известные в узких кругах. Есть живые классики, есть звезды интернет-поэзии. Есть и имена, которые видишь впервые, но тем не менее очевидно, что жюри придется выбирать из очень авторитетных имен. Так что интрига присутствует.

Но самое, конечно, интересное, что, при всей разности представленных стихотворений, прослеживаются очень четкие тенденции. Мало лирики. Уже даже не удивительно, что нет любовной поэзии. Но куда-то подевалась, например, «провинциальная» лирика – стихи, в метафизическом ключе осмысляющие картины русской провинции. Недавно их писали практически все, сейчас – судя по листу – почти никто.

Зато появился эпос. Попытка передать образ времени через голоса конкретных людей, как, например, у Сергея Завьялова. Или через рассказанную историю, как у Григория Горнова. Ну а то, что это время периодически приобретает черты безвременья, – так не к поэтам вопрос.

Время вообще сквозная тема большинства стихотворений. Очень много стихотворений о прошлом. Конкретно, о советском прошлом. Преимущественно в связи с какой-то личной или семейной историей. Как правило, этот опыт трагический. Не забыты ни репрессии, ни голод, а главное, отчетливо проявляется драма обманутой мечты. Так, в стихотворении Даны Курской смерть отца осмысляется через цитаты из знаменитой советской песни, в силу чего личная трагедия обретает черты трагедии поколенческой, трагедии несбывшейся надежды.

Естественным образом к теме прошлого примыкают тема детства и старости, невозвратности первого и неожиданности последней, которые возникают в стихах многих поэтов, от Дмитрия Веденяпина до Виктора Куллэ. В остроте переживания скоротечности человеческой жизни чувствуется стремление к ее осмысленности.

Ладно книгой, хотя бы культей абзаца,
парой строк куда-нибудь да вписаться,
расшибая лоб, матеря иное,
все ломиться в мнимое, плотяное,
пробивая бреши в небесной гжели,
вопрошая: Господи, неужели?..

(Елена Лапшина)

Осмысляется и настоящее – в частности, через наиболее трагические моменты современной истории, как у Юлия Гуголева в стихотворении о трагедии в ТЦ «Зимняя вишня», или опять же через призму прошлого, как в стихотворении о шествии «Бессмертного полка» у Татьяны Вольтской. Много размышлений и о русской цивилизации: от лирической миниатюры Михаила Еремина до баллады Всеволода Емелина, в целом сводящихся к невозможности постичь ее тайну.

При всем при этом, если рассматривать весь корпус стихов как единый многоголосый текст, как голоса некоего единого романа, нетрудно заметить, что в его кульминации травма преодолевается и появляется любовь к стране, переданная через любовь то к детской игрушке – как у Ксении Букши, то к футболу, как у Дмитрия Данилова. Всерьез подозреваю, что эти тексты будут относиться к числу самых популярных среди читателей.

Есть, конечно, попытки понять страну и время не только сердцем, но и умом. И в этом плане осмысление Дмитрием Быковым ситуации в 30-х в Испании и Аллой Боссарт в современном Израиле могут навести читателя на смелые аналогии. Но это разговор отдельный, не только и не столько о поэзии.

Впрочем, надо сказать, что тенденция не закон, и многие поэты размышляют о смысле существования человека и человечества вообще, без привязки к конкретному времени или месту. Им интересны, как Александру Кабанову, «волны и новые племена», не меньше. Но и в этом случае в центре внимания оказывается человеческая судьба на фоне «большой истории». То есть, опять же, эпос.

Наверное, сам факт обнаружения его в премиальном листе уже оправдывает появление премии. И вообще, эта тяга к осмыслению времени вызывает умеренный оптимизм и заставляет надеяться на то, что вслед за постановкой вопросов мы сможем получить от поэзии и некие ответы. Ибо познавательная функция поэзии, хоть и не считается основной, на самом деле определяет все остальные.

я постоянно жду таких стихов которые можно разделить
                                                                                       с другими
и авторской позиции, которой можно поделиться,
как предлагают еду вечернему внезапному гостю
вот возьми:
что у тебя то и у меня

(Илья Кукулин)

Но оправдаются ли наши ожидания, покажут уже другие сезоны премии.

Игорь Савельев О назначении Шаргунова главным редактором «Юности»