Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Один положительный образ в фильме есть – помещик, семьянин, гражданин и писатель Л. Н. Толстой (в замечательном исполнении актера Е. Харитонова). Каждый поступок Толстого продиктован стремлением к благу ближнего. Он верит в общественный и хозяйственный прогресс. Учреждает школу для крестьянских детей и восхищается их мышлением. Приобретает свиней «японской породы» и намеревается импортировать из Аргентины для удобрения почвы помет питающихся морской рыбой птиц. «Свиньи из Японии, говно из Аргентины!» – ворчит его управляющий. Толстой – любящий и заботливый муж. Когда Софья Андреевна за обедом упрекает его в том, что он ее разлюбил, он изящно ее в этом разубеждает: «Непрестанно думаю о тебе!»

Толстой – писатель в каждую минуту экранного времени. Сцена на конюшне – и перед зрителем мастер остранения, рассказывающий, о чем думает лошадь, будущий автор «Холстомера». Разговор с Колокольцевым о крестьянских школах, и в нем Толстой – автор статьи «Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят?». А на суде выступает уже автор статьи «Не могу молчать!». Многие критики (теперь уже в основном из патриотического лагеря) дотошно уличали фильм в том, что сценарий в некоторых моментах отступает от исторической достоверности, в частности речь Толстого на суде придумана, а не взята из 37-го тома полного собрания сочинений. Но в этом как раз и состоит главное художественное достоинство фильма: Толстой изображен как бы вне хронологии, времена его жизни преобразованы в художественное время фильма. А поборникам исторической достоверности, обличающим Басинского и Смирнову в искажении биографии классика, стоит прочесть его автокомментарий «Несколько слов по поводу книги „Война и мир“».

Но не слишком ли идеальным и приторным получился этот образ? Куда дели Толстого – картежника, развратника, гневливого антиклерикала, хулителя шекспировского театра страстей? И где – Толстой, перепуганный сознанием своей смертности? Может быть, в этой бесподобной идеализации сказалась еще одна важная, но пока не вполне осознанная черта нашего времени – запрос на писателя-гражданина, защитника угнетенных, бросающего в лицо ожесточенности современного общества напоминание о милосердии как высшей добродетели.

Кажется, что А. Смирнова создала этого идеального героя, словно в назидание всем современным русским писателям. Ведь по сути Толстой в фильме повторяет пушкинскую формулу: «…и милость к падшим призывал». А сейчас в российском культурно-информационном пространстве напоминание о милосердии и смягчении нравов звучит почти так же нелепо, как для управляющего толстовским имением распоряжение чудака-барина о закупке богатого полезным для почвы фосфором помета аргентинских птиц.

Фильм А. Смирновой «История одного назначения» имеет огромный педагогический потенциал: его нужно показывать подросткам и юношеству, обсуждать со старшеклассниками и студентами. Он глубоко затронет всех, в ком есть «чистота нравственного чувства» и еще не выработались навыки житейского конформизма.

Алексей Саломатин О «Паразитах» и этническом коде

Священные баталии вослед присуждению очередного «Оскара», кажется, отгремели и выветрились даже из мемов. А осадочек, как говорится, и ныне там.

Речь пойдет о «Паразитах».

Не вдаваясь в разговоры о пресловутом либеральном лобби, во имя светоносных идей мультикультурализма обнесшем основного претендента заслуженной статуэткой, задумаемся: а так ли уж корейский фильм, кто бы и с какой целью его ни продвигал, вписывается в либеральную повестку?

Жуликоватое, но очень обаятельное семейство всеми неправдами стремится застолбить себе теплое местечко в прислуге у местных богачей, социальный лифт движется прямо пропорционально окну Овертона, а камень, который герои в первом акте символически закладывают в основание башни своего несостоявшегося благополучия, кажется, и вовсе ведет родословную от Каинова булыжника. Разумеется, кровавый гиньоль в финале не заставит себя ждать.

Вот только дом богачей очень уж на западный манер, нервическая мать пересыпает речь английскими словечками не хуже российского подростка 90-х, малолетний сынишка играет в индейцев, а глава семейства пребывает в уверенности, что американское = лучшее…

Издевательская пародия на западное (а не восточное) общество в фильме, исполненном аллюзий на европейскую (а не азиатскую) культуру и историю, смакуется в каждом кадре. А если держать в уме, что киношные хозяева жизни искренне переняли (в меру разумения) американский модус вивенди, в то время как пронырливые униженные и оскорбленные лишь старательно разыгрывают его ради достижения цели, все получается куда забористее нарочитого употребления слова nigger…

Думаю, если американцы по прошествии времени решат, как это у них принято, сделать адаптированный к местным реалиям ремейк, они будут сильно удивлены вопиющей политнекорректностью получившегося результата.