Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России

К сожалению, нужно признать, что механизм адресной социальной защиты заработал не сразу. Довольно значительный аппарат органов системы социальной защиты, здравоохранения, образования, который должен был обеспечивать выявление конкретных семей, нуждающихся в государственной поддержке, был абсолютно не готов к такой работе, медленно разворачивался, был часто забюрократизирован. Медленно запускалась и система конкретных механизмов поддержки. Ведь одно дело просто оформить человеку пенсию или пособие, исходя из универсальных критериев, и совсем другое – найти конкретных людей и адекватные формы помощи им. Свою негативную роль сыграл и раскол в некогда монолитной системе советских профсоюзов, выполнявших прежде, хотя и с массой бюрократических издержек, важные функции в социальной поддержке населения. Справедливости ради нельзя не признать и огромные объективные трудности выявления конкретных людей, нуждающихся в защите. Среди тех же пенсионеров существуют, как известно, люди, живущие в преуспевающих семьях, а есть одинокие старики и старушки, рассчитывающие только на свою пенсию. Меньше всего мне хотелось бы обвинить в провалах нашей социальной политики тех или иных руководителей, отвечавших за это направление. Например, Элла Памфилова, министр социальной защиты, действительно горела на работе, но уж слишком сложный участок выпал на ее долю. Даже сейчас, по прошествии трех десятков лет со времени начала реформ, эффективная система адресной социальной поддержки нуждающихся в России так и не создана до конца.

Важная попытка трансформации системы социальной защиты была предпринята в нулевые годы в рамках так называемой монетизации льгот. Ее идея состояла также в отказе от универсальных льгот в натуральной форме (типа бесплатного проезда на городском транспорте или бесплатных лекарств) с их заменой прямыми денежными выплатами. Согласитесь, право бесплатного проезда на метро, например, для пенсионеров мало улучшает жизнь стариков в малых и средних городах, где о нем можно только мечтать. Увы, идеологически правильная реформа была проведена столь коряво, что вызвала массовое недовольство населения и значительный перерасход средств бюджета в сравнении с запланированными. Отмечу, что именно социальное недовольство в связи с монетизацией льгот во многом отбило у власти желание дальше проводить серьезные социально-экономические реформы.

Были ли альтернативы?

И все же вопрос о возможности альтернативных путей выхода из кризиса и использовании менее радикальных методов реформирования экономики до сих пор время от времени возникает на повестке дня, в том числе и под углом зрения сегодняшнего развития реформ.

Были ли и какими могли быть эти альтернативные пути? Наиболее часто речь идет о разных вариантах решений, так или иначе базирующихся на сохранении или даже усилении жесткого административного контроля над экономикой и ходом экономических преобразований.

Про реально предлагавшийся Ельцину вариант, приписываемый авторству Юрия Скокова, я уже упомянул. Такие варианты были не просто неприемлемы по идейным соображениям. Главное, они были абсолютно неосуществимы на практике. Старая административная система управления, базировавшаяся на тотальном партийном и «гэбэшном» контроле, уже была разрушена. Новая российская государственная машина и система управления только создавались и были еще слишком слабы для реализации подобных подходов. Да и отношения с другими советскими республиками, хозяйственные связи с которыми имели существенное значение для экономики России, уже не могли быть построены на административно-принудительных методах.

Этот же фактор был одной из существенных причин, по которой в России нельзя было применить китайский вариант постепенных реформ под жестким партийно-административным контролем, на который часто ссылаются наши критики. Сил и возможностей для такого контроля у государства просто не было. Государственная машина была развалена. Руководящую роль КПСС, слава Богу, отменили еще до нас.

Кардинальное различие ситуации в наших странах наиболее ярко иллюстрирует самый драматический пример. Китайская армия по приказу высшего государственно-партийного руководства подавила танками выступление оппозиционной молодежи на площади Тяньаньмэнь в Пекине. Советская армия и даже спецслужбы в августе 1991 года в Москве, слава Богу, стрелять в людей отказались. Да, через два года, осенью 1993-го, у Ельцина нашелся верный танковый полк, расстрелявший парламент. Но это был бунт горстки людей, не пользовавшихся широкой популярностью и доверием (свидетельство тому – ранее выигранный президентом референдум) и не поддержанных массовыми выступлениями в стране. Но и этот расстрел стал на многие годы незаживающей раной российской демократии.