Как мы жили в СССР

Цинизм был одной стороной сознания советской элиты. Другой же стороной являлось двоемыслие. Тупое, жестокое охранительство сочеталось в «мыслящих головах» со стремлением к переменам. Первое проявлялось открыто и обеспечивало карьеру. Второе таилось в глубинах сознания и ждало изменения политических условий. Лучший пример такого двоемыслия – Михаил Горбачев, человек, обеспечивший после 1985 года именно такие изменения. Михаил Сергеевич задумывался о совершенствовании социализма задолго до прихода к власти. Однако прямо своих взглядов не декларировал, поскольку тогда попал бы в оппозиционеры и карьеры не сделал. Более того, ради карьеры Горбачеву приходилось давить других людей за те самые взгляды, которых втайне сам придерживался. Работая в Ставропольском крайкоме КПСС, он однажды устроил разнос местному философу за книгу, где высказывались положения, на которых позднее Михаил Сергеевич основал свою перестройку. В другой раз он обвинил ставропольского журналиста в том, что тот, мол, занимает идейно вредную позицию. Как в первом, так и во втором случае виновных сняли с работы. Горбачев в мемуарах признал потом, что его мучила совесть за учиненную над людьми расправу. Однако он сознательно шел на подобные действия, и это ему помогло укрепиться в карьерном плане, а затем подняться до самых высот и провести реформы [Горбачев 1995: 119–120; Кучмаев 1992: 72–85].

Такого рода моральный выбор, как у Горбачева, имел отношение только к руководящим работникам. Однако и тем, кто находился на более низкой ступени иерархии, часто приходилось адаптировать свою мораль к реальным условиям функционирования общества. Например, деятелям культуры приходилось участвовать в официальных славословиях в адрес вождей. «Вылизывание» разменивалось на возможность снять хороший фильм, опубликовать яркую книгу или получить роль, о которой мечтал много лет. Например, в 1976 году по случаю юбилея Брежнева актриса Софико Чиаурели от имени женщин Грузии просила разрешения «влить наши чувства в тот огромный океан благоговения, благодарности и любви, которые питают все честные люди планеты к вам, дорогой Леонид Ильич» [Геллер 1999: 357]. Из подобных цветистых выражений любви со стороны деятелей культуры можно было бы, наверное, составить целую книгу. Но если бы не наговорили писатели и артисты такой пухлый том славословий, то, может быть, не было бы сегодня целого ряда книг, фильмов и спектаклей, которыми гордится отечественная культура.

Проще всего обвинить в подлости или бесчувствии Горбачева, Чиаурели, трифоновских героев или костромичей из очереди за майонезом. В известном смысле такие обвинения будут справедливы. Но стоит задуматься и о том, что порождались проблемы не только внутренним миром советского человека, а еще и социальной средой – теми условиями, в которые он оказался поставлен. Наш человек был явлением сложным. Научный анализ процесса формирования ряда его черт дан социологом Олегом Хархординым, который показал, как формировалось советское лицемерие со сталинских времен [Хархордин 2002: 347–362].

Вот характерный эпизод из жизни «гомо советикус», о котором поведала в своих воспоминаниях Елена Боннэр. Она ехала в поезде. В купе оказались, помимо нее, еще две женщины средних лет и один мужчина.

– Вы жена Сахарова? – поинтересовалась одна из попутчиц.

– Да, я жена академика Андрея Дмитриевича Сахарова.

– Какой он академик! Его давно гнать надо было, – вмешался мужчина.

Потом одна женщина заявила, что она советская преподавательница и ехать с женой Сахарова в одном купе не может. Другая женщина и мужчина стали говорить что-то похожее… Крик усилился, стали подходить и включаться люди из других купе, они плотно забили коридор вагона, требовали остановки поезда, чтобы вышвырнуть Елену Боннэр. Кричали что-то про войну и про евреев. «Я прямо ощущала физические флюиды ненависти», – писала об этой отвратительной дорожной истории мемуаристка [Боннэр 1990: 47–48].

Странно устроены были мозги людей, набросившихся на Боннэр. Они знали, что академик – враг, поскольку таковым его представляла советская пропаганда. Но они не знали, что именно Андрей Дмитриевич Сахаров внес определяющий вклад в создание мощного советского оружия, а значит, сделал для обороны страны от врагов больше, чем все генералы, вместе взятые.

Семидесятники с детства видели, как их родители добывают квартиры, как их бабушки выстаивают за майонезом, как их учителя «вылизывают» дорогого Леонида Ильича, как их соседи устраивают грязные склоки, третируя слабых и беззащитных. Полученные из жизни знания накладывались на красивые слова о коммунистической партии как об уме, чести и совести нашего времени. Но в выстроенной этой партией системе не обнаруживалось ни ума, ни чести, ни совести. А следовательно, пропагандируемые в школе, дома и по телевизору моральные нормы в новом поколении не прививались. В общем-то, по большому счету в моем поколении вообще плохо прививались любые моральные нормы.

Система однопартийная, но многоподъездная