Как на Дерибасовской угол Ришельевской

— Ты знаешь, Ленька, — доверительно протянул Трик, — мне сегодня семьдесят. И пятьдесят лет творческой деятельности. Хоть бы одна сволочь вспомнила… Самое страшное — это одиночество, верный спутник художника. Потому что я буду подыхать и никто не подаст стакан воды. Кстати, где твой стакан?

Художники выпили еще раз за Трика, и Ленчик начинающим забастовку языком попробовал торжественно поздравить собрата по искусству с двойным юбилеем. Пятьдесят лет подряд рисовать исключительно Ленина — это ж какое упорство и любовь к избранной теме надо иметь. Из полувека, отданных искусству, Трик всего три года не трудился над созданием новых образов одного и того Ильича, потому что тогда только и успевал творить портреты Антонеску.

Трик ткнул дрожащим пальцем в полотно, стоящее перед диваном, с которого раздавались давно позабытые им звуки, заметив, что вождь революции ему снится каждую ночь. И это придает его новым произведениям такой мощный творческий импульс, чтоб он уже пропал. Как профессионал, Репин прекрасно видел даже в таком возвышенном состоянии: с годами кисть мастера не потеряла своей самобытности и новаторства. Нарисовать Ленина без галстука в горошек, это все равно, что Дзержинского не в гимнастерке под шинелью, Свердлова без пенсне на морде или товарища Сталина с отсутствием отеческой любви в его добром взгляде. Кроме того, Леонид туманящимся мозгом понял: Трик созрел до того состояния, когда спокойно сможет произносить речи сам себе, а выпить здесь все равно больше нечего. Натурщицы с их наклонностями художника не волновали: он был примерным семьянином, потому что никогда не колебался в выборе, чего лучше трахнуть: бутылку или девушку. Ленчик положил руку на плечо подельника по кисти, в меру языковых возможностей намекнул, что скоро они опять увидятся и зашатался до своей студии. В отличие от художника старшего поколения Трика, Репин умел рисовать не только Владимира Ильича, но и Сурикова. И эта работа теперь притягивала его с какой-то нездешней силой.

* * *

После разговора с Экспертом, согласившимся со всеми журналистскими взглядами практически только из любви к искусству, Кригер летел в мастерскую Репина наперегонки с возросшей злостью. Потому что мерзкий Эксперт с понтами случайно обмолвился: речь идет просто за копию Сурикова работы малохольного Репина, откуда взялась волна по такому незначительному поводу?

Если Эксперту глубоко и обстоятельно наплевать — лепить печать на копию или подлинник, лишь бы хорошо забашляли, так Кригеру так же необходим фуфловый вариант, как радикулит воздушному гимнасту. Конечно, мечтай Кригер оставаться совковым гражданином пожизненно, пусть Луполовер катит в свою Америку хоть с суриковским Суриковым, хоть с репинским — какая разница, когда деньги за комиссию уже получены. Но Кригер сам собирался навсегда оставить родную страну, трудовые подвиги которой он не уставал воспевать, ради каменных джунглей дикого запада. И журналист догонял: если Генриху Эммануиловичу подсунут фуфель, так вместо Шкалика ему будет кого благодарить в новом отечестве.

И что видит журналист в мастерской трезвого Репина? Две одинаковые картины. Рядом с ними сидит довольный живописец, перемазанный краской цветами радуги не хуже попугая, и ждет вопросов корреспондента, припершегося писать о его творчестве. Так Репин хотя и сам не помнил, когда он чего путного рисовал без предварительного заказа, решил начать со своей автобиографии. Кригер задал живописцу несколько наводящих вопросов, внимательно изучил этюды, пыль с которых Репин сбивал аж на площадке, и сказал на прощание, что о художествах такого мастера народ узнает очень скоро.

* * *

Доцент Шкалик орал на журналиста Кригера, как собственный папа на нашкодившего сына: как он смел такое подумать? Чтоб Иван Александрович всунул клиенту фуфель — так это позор для его чести. И пусть Кригер не лезет за свой процент дальше положенного. Копия нужна для удачного прикрытия. Если все, кому положено, будут знать: Луполовер вывозит копию Сурикова, так вытаскать под этот случай подлинник гораздо легче, чем объяснить шкаликовским студентам слово «эмпириокритицизм».