Как на Дерибасовской угол Ришельевской

Иван Александрович не зря преподавал коммунизм с научной точки зрения; знание этого предмета помогло Шкалику вывести нехитрую формулу за отходные варианты по ответственности перед историей и людьми. Особенно, если они имеют манеру таскать на себе погоны и заводить уголовные дела. Поэтому Федоров твердо знал: за пару бутылок Леонид согласится сыграть роль хозяина картины, а сам Шкалик будет продолжать делать из себя почти бескорыстного посредника. В любом случае, с какой хочешь стороны, с посредника можно взять разве что анализы и больше ничего серьезного.

Доцент ошибся только в одном. В том, что Леонид согласится играть роль продавца за две бутылки. Репин и тут оказался верен себе, блеснув эрудицией насчет Бога, любящего троицу.

* * *

Получив долгожданного Сурикова, Луполовер впервые пожалел, что продал свою машину еще раньше, чем дачу. Генриху Эммануиловичу не улыбалось тащить по трамваям бесценное, как его уверял бородатый владелец полотна, произведение искусства, хотя эквивалент в долларах он тут же подобрал с подачи доброго человека Федорова. Тем более, что общественный транспорт города никак не расставался с лампочными украшениями на крышах, а такая красивая рама могла понравиться любому собирателю чужих вещей.

Такси не торопясь везло Луполовера по городу, его лысый водитель резвился на светофорах, словно попал в возраст, когда даже фантомасы — и те кучерявые.

— Мамаша, — орал он, высунувшись из окна, — подождите, как попасть на улицу Чкалова?

Женщина популярно размахивала руками вокруг себя, указывая нужное направление.

— Спасибо, мамочка, — благодарил таксист, врубая первую скорость при желтом свете, — теперь не заблужусь.

— Девушка, — продолжал выяснять лысый во время следующей вынужденной остановки, — как из отсюда проехать до Дерибасовской? И девушка предпенсионного возраста объясняла водителю такси, куда ему нужно рулить. А Луполовер, не обращая внимания на стебы таксиста, внимательно смотрел на уходящие мимо него улицы, словно видел их впервые. Генрих Эммануилович прощался с городом.

— Слушай, парень, — обратился к водителю Луполовер, — сделай мне экскурсию по Одессе.

— Папаша, — мягко ответил таксист, — у меня просто забойное настроение. И оно помогает услышать глазами, что с чувством юмора в Одессе теперь не хуже, чем в Жмеринке. Так что вы меня не купите. Судя на вас, вы еще лучше меня знаете за этот город и можете винтом пройти даже по его бывшим и будущим трущобам.

— Пока еще могу, — грустно заметил Луполовер, прижимая к колену зашитое в парусину полотно.

— А, так вас выпустили, подфартило, — немного взгрустнул таксист, — едете на историческую родину Америку через Синай? Кстати, папаша, вы не первый, кто просит меня сделать прощание с Одессой. И, бля буду, не последний. Дай Бог, чтоб и мне кто-то когда-то сделал такое прощание с нашей второй мамой. Только я получаю бабки за крутеж руля, а не напряжение голосовых связок…

— Не дрейфь, сынок, — спокойно заметил Луполовер и выдал изречение, которое не раз помогало ему преодолевать жизненные трудности. — Плачу в два раза больше, чем ты скажешь.

— Это совершенно верный вывод, — придал металлические интонации голосу шофер, — доплата за мое кандидатское звание. Страна, в которой таксист зарабатывает в три раза больше ученого, просто обречена на прощальные экскурсии.

Водитель достал из сумки кассету, вставил ее в магнитофон и из динамика тихо вырвалась в салон песня «Есть город, который…»

— Правильно, многим одесситам он только снится, зато вы, папаша, его видите. Одесса не в состоянии помнить о всех своих сыновьях, но они никогда не забывают о родном городе. Он подарил миру столько выдающихся имен, что перечислять их нет смысла, все равно кого-нибудь забудем. Наверное, поэтому в Одессе нет ни одного памятника, воздвигнутого в честь нашего земляка-поэта, писателя, художника, композитора. Зато у нас есть памятники разным военным и даже Александру Второму Суворову.

В прошлом осталось многое, чем гордилась Одесса: театры миниатюр, многочисленные книжные издательства, эстрада, журнал «Театр и кино», Художественный институт, лучшая в Европе система канализации. Зато форпост европейской культуры России превратился в крупный областной промышленный центр.

Ах, Одесса, жемчужина у моря, в котором уже рискует раствориться любой карат. Ох-Одесса, ух-Одесса, эх-Одесса… Чудо-город, родившийся сто с лишним лет назад и несмотря на такой юный возраст, успевший сотворить столько ораторий, полотен и мемуаров, что на всех их не хватает мемориальных досок. Хотя по сравнению с рыбой, с мрамором у нас пока все в порядке. Не верите, смотрите в окно на кладбище за осыпавшимся забором.