Как на Дерибасовской угол Ришельевской

Успокоившийся за свои бабки Кригер погнал дальше воспевать трудовые свершения советского народа, а Иван Александрович понял: с заложившим его Экспертом обязательно что-то случится после того, как все-таки Суриков работы Репина благополучно попрощается с родной таможней. Чтобы не откладывать дело справедливого воспитания в долгий ящик ожидания, доцент Шкалик срочно выдернул Вовку Лорда и намекнул ему, что нехороший человек Эксперт еще ни разу в жизни не сидел хорошо набитой жопой на больничном листе. Так Вовке Лорду, изредка выполнявшему поручения Шкалика, все равно, на какой зад обращать внимание, лишь бы его старательность была оценена по справедливости. Потому что он превратился из честного строителя коммунизма ассенизатора Закушняка в уголовника Лорда вовсе не для того, чтобы помнить, сколько денег лежит на каком кармане. Так что, дорогой Иван Александрович, пару бутылок коньяка ребятам, персонально шампанское Лорду с тремя сотнями, и ваш мучитель офонареет в пересчете синяков по всему телу. Иван Александрович уже не раз проверял Лорда в деле, поэтому без колебаний выдал ему аванс, честно предупредив: без его сигнала к Эксперту близко не подходить. Потому что Лорд, получив аванс, мог с ходу приняться за работу, после которой искусствовед сумел бы припечатать собственным телом больничную койку, а не репинский фуфель казенным штампом. И пока Эксперт не придал Ленькиной работе самый главный штрих, ни о каком газавате не может быть речи. А как будет с ним потом — так это зависит исключительно от богатых фантазий Лорда.

У Вовки Закушняка была действительно такая буйная фантазия, что умей он писать десять слов подряд, вполне бы мог не нуднее других катать опусы за неизбежность коммунистического лагеря по всей планете. Тем более, что в отличие от профессоров по советским общественным наукам, впоследствии Лорд набрался практического лагерного опыта. Однако писал Вовка чуть хуже, чем читал, поэтому спокойно трудился себе ассенизатором, наваривая на дерьме такие деньги, что узнай за них, многие профессора застонали бы от зависти к положению этого пролетариата. Стоило Вовкиной машине появиться в пригороде, как огородники махали кулаками со сжатыми купюрами, чтобы он скорее опорожнял накопления общества в их клубнику и прочую малину. Вовка послушно выводил свой говновоз на передовые позиции аграрной науки, благодаря чему ягоды раздувались до размеров слив на радость их потребителей и аптекоуправления.

В то время Вовка встречался с одной девушкой и рассказывал ей что угодно, но только не за собственную, почти мичуринскую, профессию. Потому что вдолбил сам себе в голову глупость, будто она не захочет связать свою молодость с водителем такой редкой машины. Однако девушка каким-то макаром узнала за то, что ее жених не какой-то затруханный инженер, а самый подлинный богатый ассенизатор, но не простила ему вранья. Намечающаяся свадьба расстроилась вовсе не по поводу отсутствия запаха у денег, а потому что любимому человеку нужно говорить исключительную правду, какой бы специфической на вкус она ни была. Озлобленный Вовка ездил на машине, повышая свое благосостояние и урожайность личного сектора, благодаря общенародному добру, пока не пронюхал давно переставшим различать оттенки обоняния шнобелем: его любимая выходит замуж.

Потом все было, как в одной одесской песне: на хате невесты молодые сидят рядом, скачут гости целым стадом, а мамаша вертит задом, в общем, свадьба весело идет, а жених сидит, как идиот. На этом месте песенный фольклор ушел в прозу жизни. Жених застыл с таким видом только потому, что первым увидел, как в открытое окно вместо букета в полиэтилене залез какой-то конец толстого шланга со странным запахом впереди себя. И из шланга по столу и присутствующим стало бесплатно вылетать то, что доставалось изнутри Вовкиного говновоза после предварительной оплаты. Всем с ходу стало ясно: если что и запоминается на всю жизнь, так это свадьба, как одно из самых приятных событий не только для молодых, но и их близких. Так мало того, даже посторонние люди, каких постоянно припирается до свадебных столов, и то не могли сказать, что это мероприятие им ничем не запомнилось.

Когда бывший ассенизатор Закушняк вернулся после срока в родной город уже Лордом, третий ремонт на той хате, где проходила одна из самых знаменитых одесских свадеб, не перебил ее своеобразного запаха. Об обмене на эту хату не могло быть и речи даже при хорошей доплате. Постоянно грызущиеся муж и жена снимали комнату в коммуне, а их квартира стояла совершенно свободная, с понтом музей матримониальных наклонностей с их непредсказуемыми последствиями.

Доцент Шкалик прекрасно знал за творческие способности Лорда. Если человек пристроил такой сюрприз своей любимой, так что он может придумать по поводу незнакомого ему искусствоведа? С этой мыслью Иван Александрович немножко развеселился и отправился до Репина, чтобы Луполовер наконец-то перестал намекать за свой цейтнот по отъезду и резкое подорожание рубля на мировом рынке.